Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Рейтинг:
0
Отправлено: 26.12.13 23:31. Заголовок: Мне нужна твоя голова (Сын берсерка)
Появилось свободное время, накатила очередная волна берсеркомании... И какой фигнёй я занялся? Да, я таки стал писать фанфик по своей любимой манге. Давайте вместе посмотрим, что выйдет из этой фигни. Мне не привыкать к писательству - я пишу каждый день, и у меня есть сценарий. Так что, глядишь, это не очередное мертворожденное существо. Что ж, поживём - увидим. Буду публиковать по "чайной ложке" в день. Читайте, комментируйте. Поехали. 27 декабря 2013 года. 0:19 Скрытый текст
Наступает день – и все страхи уходят. Если светит солнце, то бояться нечего, ведь от тьмы остаются только слабые тени, а голоса, раздающиеся в ночи, утихают. Пока не начнётся закат, люди становятся более прозаичными в своих страхах. Правда, они не знают, что всё то, что можно увидеть и услышать ночью, никуда не исчезает. Оно просто уходит в другое место. Так уж устроен мир – если в одной половине наступает день, то в другой приходит ночь. И тогда бояться придётся тем, другим, кто живёт по другую сторону. В такое время, когда никого ничем не удивишь, всё же случается видеть вещи, которые могут поставить в тупик. Это сущая мелочь: скажем, внезапно обрывающаяся цепочка следов в грязи. Но она всё же привлечёт к себе внимание проезжающих мимо людей и, возможно, даже заставит их рассмеяться. А затем они пойдут дальше по своим делам и всё забудут. С чего это им задумываться о такой чуши, когда из леса лезет всякое тварьё, похотливое до местных женщин? Или когда принцесса Мидланда вдруг оказывается помолвленной с каким-то сверхъестественным хреном, новоявленным мессией (который, чего уж там греха таить, больше похож на бабу, чем его наречённая)? Или, скажем, когда в наместники сажают какого-то урода, который и не человек вовсе? И, что хуже, этот урод очень любит человеческое мясо. А затем вдруг приходит здоровенный одноглазый мужик, убивает этого наместника к чертям собачьим и куда-то сваливает, попутно переругиваясь с воображаемым собеседником. И разве после этого можно удивиться каким-то следам в грязи? - Хы, взял и пропал, - усмехнулся мужик на скрипучей телеге, проезжая мимо. – Шёл, шёл, и на тебе - исчез. - Видал, как соколы живность в степи ловят? – отозвался его товарищ. – Мож, и его так? - Хы, - снова усмехнулся мужик. – Упаси Боже от таких соколов. Сейчас у них всё было хорошо: солнце ярко светило с неба, тварьё пряталось в лесу, а новый наместник хоть и был уродом не лучше предыдущего, человечину всё же не жрал. В каком-то плане жизнь была даже неплоха. Что ж, их черёд бояться пока что не пришёл. Сейчас они ехали по раскисшей после дождя дороге и смеялись, не допуская мысли, что в такой солнечный день можно чего-то бояться. Придётся привыкнуть к той мысли, что всё отбрасывает свои тени. Кому-то хорошо здесь? Значит, иному будет до тошноты плохо в другом месте. Забавно, пожалуй, что это «другое место», с точки зрения трёх координат, находилось там же, где телега боронила грязь своими колёсами. Но если взять немного вверх по четвёртой оси координат, то можно обнаружить, что мир перекрасился в чёрно-белые тона и полнится теми самыми жуткими голосами, которые люди слышат по ночам. На время дня страх переселился сюда. Здесь можно было увидеть, что цепочка следов не оборвалась; она тянулась до обочины, и на придорожном камне виднелись следы грязи, будто об него чистили сапоги. Чуть дальше, под сенью серых деревьев, на белой земле горел чёрный костёр. Человеческая фигура склонилась над тёмным пламенем, впитывая тепло. Огонь не обжигал его, но и не грел в достаточной мере. Из молочной мглы этого призрачного мира шёл холод, и этот холод был живым. Он разговаривал на разных языках, он обладал множеством голосов. И все они повторяли одно и то же: «Мы идём». Тёмные глаза с ненавистью посмотрели в серую чащу. Ад приближался – его собственный ад, на который обречены все, кто пошёл наперекор судьбе. Настоящая мука, без шанса на передышку. Избавление могло быть одно – смерть. Но пусть лучше подохнут они – мучители из призрачного тумана. Он с радостью им в этом поможет.
Довольно трудно гоняться за тем, кто ночью ходит по твёрдой земле, а днём отправляется в другое измерение. Последний, кто рискнул отправиться за ним, не вернулся - может, его убили, а может, утащили в бездну демоны. Сгинуть там было очень легко. Вечно движущийся мир обладал коллективным сознанием и не терпел ничего инородного. Если ты переступаешь порог и оказываешься в месте, похожем на рисунок тушью, то будь готов к тому, что тебя поглотят и сделают частью целого. Те немногие, кто являлся в том мире личностями, таковыми на самом деле не были. Их создал тот самый мир и вложил в них свою волю. Они были просто воплощениями желаний и стремлений Тёмной Сущности, которая пряталась в тенях. Разница лишь в восприятии, а суть одна. К исключениям можно было отнести разве что странного рыцаря, который носил шлем в форме черепа. Но он так редко появлялся в этом слое восприятия, что его либо игнорировали, либо считали гостем из другой тени. В конце концов, мир многослоен и Идея Зла не сидит в каком-то одном измерении. Но, когда Фемто переродился в Мессию, то в нежной ткани идеального мира появилась раздражающая песчинка. Это была маленькая, искалеченная жизнь, которая была обречена раствориться в общем потоке бытия. Но Апостол-Бехелит проявил жалость – он умел жалеть и даже считал свои мотивы благородными, хотя менее чудовищными от того они не были. И эта маленькая жизнь под его началом стала частью нового, идеального мира. Апостол сгинул, выполнив свою задачу, и освободился от ответственности за дальнейшее. А его столь некстати проявленная жалость, между тем, упорно разрушала плоды его трудов. Это было неслыханно – никто не мог оторваться от Судьбы, от Единой Сущности. Будь ты хоть перст Руки Бога – ты всего лишь воплощение чужой Воли. А те, кто шёл наперекор, просто погибал. Так гибнет, высыхая и разлагаясь, отсечённая плоть. И поэтому никто не мог понять, почему же крохотный огонёк вышел из-под контроля и шёл наперекор всему, при этом оставаясь при силе и в своём уме. Это не нравилось никому. За бунтарём шла погоня.
Это угнетало. Он не хотел становиться образом для ночных кошмаров. Не для близких, по крайней мере. Иногда он напоминал самому себе раскалённую головёшку, что обжигает всех, кого касается – неважно, друга или врага. Но что поделаешь? Такова жизнь – отращивай шипы или будешь сожран. Отец справился с кошмаром, его сон снова стал спокойным. Неясные образы утратили свою горячность, стали чуть тусклее. В их кружении удалось что-то разглядеть, но увиденные сцены были отрывистыми и промелькнули слишком быстро. Звенящие мечи, горячие слова, сказанные в порыве… Всё это ушло в бездну сна. Какое-то время он безучастно следил за медленной пляской отцовских мыслей, оттягивая свой уход. Он понимал, что сказать ему нечего, и ничего нового он тоже не увидит, но там, в реальном мире, его ждали холодный лес, голод, раны, и злые враги. Возвращаться не хотелось. Перед уходом, он снова проведал Пса Войны. Учуяв его, тварь затравленно зарычала. - Осторожнее с огнём, - он кивнул на языки пламени. – Будешь так раздувать – сгоришь. - Он – мой, - уверенно заявил демон. – И я сожру его. - Скорее, он тебя, - ухмыльнулся он. – Не зарывайся, а то голову откушу. Выдержав паузу и дав понять, что это не шутка, он ушёл. Осталось чувство неудовлетворённости, пустоты. Он не нашёл того, чего искал. Но было глупо на что-то рассчитывать – ведь так случалось уже много раз. Пожалуй, стоило бы перенять у отца опыт одиночки, чтобы не мучиться глупыми мыслями в редкие мгновенья сна. Разум вернулся в усталое, ноющее от утомления тело. Кусался ночной ветер, мучил голод, болели раны. Всё было как обычно. Так он привык жить. Иначе и быть не могло.
Утробный рёв, сильный, как морская буря, разнёсся по лесу. Земля задрожала, деревья затрясли листвой. Испуганные птицы разом вспорхнули с ветвей и улетели прочь. Звери бежали, не разбирая дороги. - Ишь, Тодл лютует, - ухмыльнулся Кемп. - Перевоплотился? – Готт посмотрел вдаль, где что-то огромное и тёмное с треском валило деревья. – Вот дурак. Теперь пацан знает, где он. - Ну и пусть, - Кемп улыбнулся, показав ряд острых зубов. – Пускай оглядывается на Тодла. А мы подойдём незаметно.
- Хм, - отозвался Готт. – Я бы на его месте и на Тодла не оглядывался. Убегал бы, и всё. - Не-е, - Кемп покачал головой. – Вечно убегать он не сможет. - Чего это? - Сам подумай – днём ты рубишься с демонами, ночью убегаешь, - ответил Кемп. – А отдыхать когда? - Кабы так, он бы давно сам подох, - проворчал Готт. - Ну да, он из упорных, - подтвердил Кемп. – Но он тоже не бог. - Да, но жару он тебе дал. Даже меч сломал. - Это точно, мальчик сильный, - Кемп снова сверкнул зубами. – Но знаешь, в том месте, когда он уходит днём, поспать не получится. Сожрут. - Пока что он сам всех жрёт, - усмехнулся Готт. - Это я к тому, что он не будет убегать, - сказал Кемп. – Будет драка, и серьёзная. Он специально затащил нас в лес. Не находишь, что для перевоплощения здесь тесновато? Готт оглянулся. Где-то вдали, в ночной тьме, перевоплотившийся Тодл ревел и сотрясал землю. В облике апостола он стал неуклюж и неповоротлив – повсюду деревья, лесной рельеф изобилует ямами и канавами... Мальчишка, мелкий и шустрый, как муравей, мог стать настоящей проблемой. Он и без того был очень силён, а теперь ещё и перетягивал на свою сторону все преимущества. - Кемп, - позвал Готт. - А? – донеслось у него из-за спины. - Если бы тебя преследовали двое здоровых и один раненый, то кого бы ты попытался убить первым? Кемп промолчал, ожидая подвоха. - Я бы тоже не клюнул, - Готт кивнул. – Хорошо. Тогда как бы ты попытался меня обмануть?
Сон не дал никаких видимых результатов. Тело жадно проглотило скудные часы отдыха и по-прежнему отказывалось повиноваться, отзываясь на движения тупой болью. Но он упорно гнал себя вперёд, сквозь ночную тьму. Его искали, он знал это – и промедление было подобно смерти. Он жил в двух мирах, сражался без отдыха, и его силы таяли, не успевая накопиться. А преследователи были свежи, злы и беспощадны. Они не остановятся, пока не настигнут его. Или пока он их не убьёт. Да, здесь, в этом лесу, он должен дать бой, убить всех до единого. ... Но не сейчас. Он так измотан, что едва может идти. Меч стал тяжёлым, руки непослушными – а ведь впереди рассвет, и он снова окажется там – в другом месте, с вечно голодными тварями. Лучше поберечь силы для них. Там, вдалеке, нечто огромное сотрясало землю. Его рёв разносился по лесу, заставляя запыхавшихся, измотанных животных бежать дальше в диком страхе. Перепуганные звери неслись во весь опор, ломая ветки и кусты. Шум был повсюду, лес утопал в нём. Преследователи могли передвигаться свободно – всё равно их нельзя было расслышать. Возможно, поэтому он встретил рассвет с облегчением и даже... с радостью. Когда полоса горизонта окрасилась в розовый, земля под ногами стала вязкой, и чёткие силуэты деревьев превратились в размытые пятна. Он моргнул. Краткий миг – и почва обрела прежнюю твёрдость. Мир вокруг выцвел, окрасился в чёрно-белые тона. Нечёткий рисунок тушью, размытые водой чернила – и на них невыносимо чёткие, словно нарисованные карандашом фигуры. Коротколапый уродец, роющий носом землю, слишком увлёкся своим занятием и пропустил появление гостя. Сапог на толстой подошве с хрустом раздавил ему череп. Другие твари оглянулись на звук. На этот раз не было голосов - ни угроз, ни издёвок. Злобный оскал и поднятый меч говорили за себя – чужак сегодня болтать не намерен. И этим днём, похоже, он не собирался вставать лагерем. В его глазах смешалось всё то, чего следовало бояться – ярость, жажда крови, отчаяние. А здесь знали, как он умел ненавидеть.
Уже десять страниц. Ура! Пойду дам кому-нибудь в морду по этому случаю.
Он шагнул вперёд с занесённым мечом. Он не запугивал, он действительно готов был убивать. Ярость разгоралась в нём пропорционально усталости. Он хотел их всех убить, стереть эти улыбки с их поганых морд. Выбить клыки, отрезать языки. Он устал, он был истощён. А они... Они чувствовали его слабость. Некоторые уже начали облизываться, предвкушая лёгкую добычу. Но чёрта с два! Он заорал, бросился вперёд – и те, что оказались слишком медлительными, залили землю своей кровью. Обрубленные конечности подёргивались в судорогах, а он яростно давил их сапогами. Вокруг него образовалось пустое пространство – никто не нападал. Они наблюдали – напряжённо, внимательно смотрели на него. Ведь сегодня он был не таким, как прежде – он не улыбался, не дразнил. Сегодня он НЕНАВИДЕЛ, и жажда крови кипела в нём сильнее, чем во всех тварях вместе взятых. Ими двигал голод, а им – неподдельная, горячая злость, о которую, казалось, плавится сама реальность. О, ненависть – счастье для обречённых! Только она питает тебя, когда ты, голодный, грязный, обессиленный, пробиваешься сквозь тернии. Она срывает цепи, отпирает все замки, её жар гонит прочь холод смерти. И, чувствуя это пламя в себе, он хотел убивать – убивать, УБИВАТЬ! Из груди вырвался звериный рык, меч стал необычайно лёгок, ноги сильными толчками гнали тело вперёд. Он убивал всех, до кого мог дотянуться, он догонял и рубил их, топтал, бил... Берсерк внутри него ликовал, кричал вместе с ним. Он шёл по трупам.
Когда наступило затишье, твари не спешили подходить. Кружа на почтительном расстоянии, они наблюдали за могучей фигурой, скрючившейся у подножия дерева. Жертва прямо-таки просилась в зубы – казалось, гость выдохся и более не способен сражаться. Но подле него уже валялись разрубленные трупы тех, кто купился на внешнюю беззащитность. Прочие твари продолжали терпеливо наблюдать. Сегодняшний день явно был особенным.
Тишину нарушил далёкий перестук копыт. Твари со страхом оглянулись. За их спинами появился могучий силуэт. Это был всадник на огромном коне. Он остановил своего скакуна неподалёку, глядя на открывшуюся перед ним сцену. Глаза его тлели, как угли, прожигая мглу. Вязкие пряди тумана расступились, показывая оскал голого черепа. Облачённый в тяжёлые доспехи, он возвышался над тварями как гора. Не чёрный силуэт, подобно всем чужакам, а чёткий до рези в глазах, как искусный карандашный рисунок. Твари смотрели на него с ужасом. Стоило ему шевельнуться, как весь чудовищный сброд бросился врассыпную. Они толкались, карабкались друг на друга, сливались в одну серо-белую кашу. Один из уродцев рискнул пробежать в опасной близости от чужака, сидящего у дерева. Цепкие пальцы тут же схватили его. Тварь успела лишь раз щёлкнуть зубами, а затем была разорвана – голыми руками. Серая поляна опустела. Остались лишь он – чёрный силуэт под деревом, и всадник. Их взгляды встретились. - Мне стало любопытно, кто может сотрясать пространство с таким постоянством, - произнёс глубокий рокочущий голос. – До сей поры я знал только одного человека, кому это под силу. Он ответил молчанием, глядя на всадника из-под опухших век. Огоньки в пустых глазницах странно завораживали. - Два года, - задумчиво сказал всадник. – Прошло всего лишь два года, и ты стал так силён. Ты и вправду ЕГО сын. - Чего надо? – произнёс он хриплым от усталости голосом. Руки сжали меч. - Это меч Альрика, - палец в латной перчатке указал на клинок. – Одного из апостолов. Он ничего на это не ответил, только подобрал под себя ноги, готовясь к прыжку. - Альрик очень зол, - сказал всадник. – Он очень хотел пойти в погоню за тобой. - Чего же тогда он послал тебя? – он ухмыльнулся. – Хотя, наверное, ему трудно без глаз... Из его горла врывался хриплый смех. Всадник слегка склонил голову-череп: - Зрение он восстановил. Но это неважно. У меня нет ничего общего с апостолами.
- Для меня разницы нет, - кряхтя, он поднялся. – Всё равно я тебя убью. - Ты знаешь, кто я такой. Он прищурился. Сквозь пелену злобы и усталости он видел лишь врагов и никого более. Его разум, готовый в любой момент отключиться, перестал узнавать лица. Но, тем не менее, этот вечно скалящийся череп с равнодушным взглядом горящих глаз был ему знаком. В тот день, когда он родился на свет – маленький деформированный эмбрион… Отец тогда был готов его прикончить... А этот рыцарь-скелет на огромном коне сказал тогда: «при рождении он избрал для себя природу зла». Что ещё за «природа зла» - он тогда не имел ни малейшего понятия. Когда он вошёл в эту жизнь, его встретили боль и страх, его обожгла ненависть родителя, а он всё не мог понять – почему? И потом он ещё не раз задавал себе этот вопрос: «почему?». В мире демонов он не был родным, в мире людей его ненавидели. И только один смотрел на него без страха и отвращения – этот всадник с его бесстрастными глазами-угольками. - Да, я тебя помню, - признал он и позволил себе расслабиться. Он встречал этого всадника и в мыслях отца, но там он представал в некоем неясном образе – сгусток силы и уверенности. Этот образ был холоден, как лёд, он был полной противоположностью пылающей ненависти отца. Холодный, жёсткий и острый, как меч, рассекающий нити судьбы. - Ты отделился от плоти переродившегося Фемто, - сказал всадник. Он не спрашивал, просто констатировал факт. – Те, кто на это решился, умирают. Но не ты. - Зачем ты сюда пришёл? – устало спросил он. – Мне трудно и без твоих сказок. - Когда тебя забрал Апостол-Бехелит, я решил, что тебя больше не существует, - ответил всадник. – Но затем поползли слухи. Некое сознание отказывалось слиться с новым Фемто. Затем оно ушло, и вслед за ним несколько раз отправляли погоню. Взгляд горящих глаз пронзил его насквозь. - Только очень упорное существо может выжить после отделения. Твоя настырность под стать отцовской.
Всадник развернул коня. - Садись. - Это зачем? – сухо поинтересовался он. - Ты истощён. Ты сможешь продержаться этот день, но, когда вернёшься, тебя будут ждать сильные противники. - И куда ты меня увезёшь? Ответ был краток: - Далеко. Он не стал противиться. Слово «доверие» в его лексиконе отсутствовало, всё измерялось оттенками недоверия. И всаднику-скелету он «не доверял» в меньшей степени. Пристроив меч на перевязи, он запрыгнул на коня, стараясь не подавать виду, как трудно ему стало двигаться. Всадник пустил скакуна галопом. Мощные копыта взрыли серую землю, и путники врезались в туман, как нож в масло. - Какой тебе резон помогать мне? – громко спросил он, перекрикивая свист ветра в ушах. Рокочущий голос без труда пробился сквозь грохот копыт: - Ты не идёшь на поводу у обстоятельств. Ты второй такой человек, которого я встретил в этот отрезок времени. - А первый – это мой отец? - Да. Вы оба не желаете подчиняться Руке Бога. Ненавидите апостолов. - То есть, ты нас используешь? Всадник сухо ответил: - Вы сами выбираете свою судьбу. Любой, кто идёт против механизмов судьбы, должен быть готов к постоянной борьбе. Туман клочьями плыл мимо них, перемежаясь со скрюченными силуэтами деревьев. - Ты и твой отец всегда готовы сражаться, - сказал всадник. – Такая непокорность – редкий дар. Было бы глупо не помочь вам. - У тебя свои счёты с Рукой Бога? - спросил он. Всадник повернул голову, посмотрел на него пылающим глазом: - Как и твоего отца. И у тебя.
Конь пересёк узкую реку – белую полосу на серой земле. Копыта поднимали тучи белых брызг, но скакун с двумя наездниками уверенно прошёл по воде, не погрузившись даже на палец. - Чем больше таких бойцов, как вы – таких, что идут против судьбы - тем лучше, - сказал всадник. - Для тебя? - Для всех, - последовал твёрдый ответ. – То, что вы называете «судьбой» - не более чем прихоть вечно голодной тёмной твари. Персты Руки Бога карают тех, кто не подчиняется. - Они приходили и к тебе? - Ты знаешь, какая тебе была уготована участь? – неожиданно спросил всадник. - Нет, - осторожно ответил он. - Матереубийца, апостол... Ты не выполнил ни одного из этих предназначений. Вместо этого ты вмешался в иные события. Ты – камень в жерновах судьбы. За тобой гонятся именно поэтому. - Я уже ранил одного. Если смогу отдохнуть – то и других убью. - Это только одна битва, а не вся война, - возразил всадник. – Копи силы, учись сражаться. Апостолы Руки Бога придут и за тобой. А вот эта мысль ему не понравилась. В бесконечной череде погонь и схваток ему и в голову не приходило, что по его душу могут придти Те Самые. В своих довольно смелых мечтах он видел, как с мечом наголо пробивается сквозь толпы врагов и обезглавливает всех Пятерых. Но чтобы он сам стал Их жертвой... - Зачем я им сдался? - На тебя у них были планы, - сказал всадник. – Думаю, ты замечал, что поначалу твари из астрального мира не пытались причинить вреда твоей матери. - Она сошла с ума, от неё никакого толку.
Конь пересёк узкую реку – белую полосу на серой земле. Копыта поднимали тучи белых брызг, но скакун с двумя наездниками уверенно прошёл по воде, не погрузившись даже на палец. - Чем больше таких бойцов, как вы – таких, что идут против судьбы - тем лучше, - сказал всадник. - Для тебя? - Для всех, - последовал твёрдый ответ. – То, что вы называете «судьбой» - не более чем прихоть вечно голодной тёмной твари. Персты Руки Бога карают тех, кто не подчиняется. - Они приходили и к тебе? - Ты знаешь, какая тебе была уготована участь? – неожиданно спросил всадник. - Нет, - осторожно ответил он. - Матереубийца, апостол... Ты не выполнил ни одного из этих предназначений. Вместо этого ты вмешался в иные события. Ты – камень в жерновах судьбы. За тобой гонятся именно поэтому. - Я уже ранил одного. Если смогу отдохнуть – то и других убью. - Это только одна битва, а не вся война, - возразил всадник. – Копи силы, учись сражаться. Апостолы Руки Бога придут и за тобой. А вот эта мысль ему не понравилась. В бесконечной череде погонь и схваток ему и в голову не приходило, что по его душу могут придти Те Самые. В своих довольно смелых мечтах он видел, как с мечом наголо пробивается сквозь толпы врагов и обезглавливает всех Пятерых. Но чтобы он сам стал Их жертвой... - Зачем я им сдался? - На тебя у них были планы, - сказал всадник. – Думаю, ты замечал, что поначалу твари из астрального мира не пытались причинить вреда твоей матери. - Она сошла с ума, от неё никакого толку.
- Дело не в этом, - всадник подстегнул коня, тот понёсся ещё быстрее. – Её не собирались убивать с самого начала. - Почему? - Чтобы она родила тебя. Он пожал плечами: - Так и случилось. - Не совсем, - возразил всадник. – Вмешался я. Ты ушёл из-под их контроля. - Спасибо, - мрачно отозвался он. – Получается, я стал «непокорным» из-за тебя? Всадник не счёл нужным отвечать на этот вопрос. Он продолжал рассказывать: - У тебя не было большой роли. Заурядный апостол. Но теперь ты сам по себе, никому не подвластный. И твои симпатии к делу отца более чем очевидны. - И что мне делать, когда они придут? – спросил он. - Ты можешь изменять себя, - сказал всадник. – Это твоё главное преимущество. Продолжай набирать силу. Конь остановился. Несмотря на проделанный путь, пейзаж вокруг них не изменился – всё та же белая мгла, серая земля и ломаные силуэты деревьев. - Мы далеко ушли? – спросил он, спрыгивая на землю. Всадник посмотрел по сторонам: - Нет. Но тебе хватит времени на отдых, пока тебя не найдут преследователи. - Ты хочешь, чтобы я с ними сражался? Горящие глаза пристально посмотрели на него: - Ты сам этого хочешь. - Да, - сознался он. - Что ж, - всадник натянул поводья, готовясь тронуть скакуна. – Тогда сражайся изо всех сил.
Конь сорвался с места и унёс наездника куда-то вглубь тумана. Тёмный силуэт исчез моментально, даже стука копыт не доносилось. Повисла плотная тишина – такая же густая, как туман вокруг. Не слышалось ни голосов, не хрипов, ни смеха. Вокруг не было ни одной живой души. Но радоваться уже не осталось сил. Он просто рухнул на холодную землю и свернулся в комок. Сон жадно поглотил его, как голодный зверь, и ещё долго не выпускал из своей утробы.
Если бы Тодла спросили, зачем он орёт и валит деревья, то он не смог бы дать внятного ответа. К разуму здесь взывать было бесполезно, ведь в данном случае имела место буря эмоций. Злость, отчаяние, боль – вкупе с безмозглостью это сочетание приводит именно к плачевным результатам. Искалеченный, брошенный товарищами, Тодл был, что называется, не в духе. Это его «не в духе» проявлялось в том, что он, перевоплотившись в «апостольскую форму», утолял жажду мести хаотичным разрушением и, конечно же, звериными потрохами – если ему вообще удавалось поймать зверей. Его огромное тело неуклюже передвигалось по лесу. Деревья мешали, земля была неровной – и Тодл понятия не имел, что ему теперь делать. Меч, которым мальчишка его искромсал, был не из простых, это был клинок неудачника Альрика. И, если этот меч наносил удары апостольскому телу, то раны уже не заживали. Теперь Тодл мог передвигаться только на двух конечностях. Культи отзывались жуткой болью, ловкость и скорость были утрачены безвозвратно. Оставалось лишь одно – буйствовать, ненавидеть и убивать всё, что движется. Чем, собственно, Тодл и занимался. Но вся живность давно уже разбежалась от бушующего гиганта, и теперь его разрушительная энергия не находила выхода. Никогда ещё Тодлу не было так плохо.
Впрочем, жалость к себе хоть как-то, но помогала. Она слегка притупляла боль и даже меняла мировоззрение, представляя события в ином свете. Чего уж там, даже какое-то смирение появилось. Так что Тодл, можно сказать, встретил свою смерть... по-философски. Если, конечно, так можно назвать то, что твою голову разрубают напополам. Всадник на огромном коне пришёл из тёмной чащи, из-под сени деревьев – оскал голого черепа, горящие глаза. И меч, разящий без жалости. Тодл только и успел, что удивиться. Меч блеснул, поймав на мгновение свет луны, а затем череп Тодла развалился напополам. Кровь вперемешку с мозгами хлынула на землю. Огромное тело, подёргиваясь, рухнуло; из разрубленной пасти вывалился язык. Выпученный глаз изумлённо смотрел в вечность. Смерть застала Тодла неожиданно. Ветер принёс далёкий вой. Казалось, что земля исчезла, и там, в бездонной глубине разверзлась Воронка. Рой душ – поток тесно переплетённых тел и искажённых болью лиц – хлынул наружу, как чудовищная змея. Глазницы пусты, а рты раскрыты в крике. Жуткий хор становился ближе, громче. Сотни костлявых рук жадно впились в тушу апостола, увлекли за собой. Поток душ унёс с собой мёртвого Тодла, утащил обратно в Воронку. Земля схлопнулась вслед за ними, как створки ворот. На примятой траве, красной от крови, среди ошмётков мяса лежал серый камень. Маленький, серый, правильной яйцевидной формы. В его рельефе угадывались черты человеческого лица – хаотично перемешанные, как на творении сумасшедшего скульптора. Бехелит, ключ к воротам Судьбы.
Всадник спешился, подобрал камень. Оказавшись в его руках, бехелит распахнул глаза, словно в ужасе. Искажённое, как будто неумело слепленное лицо воззрилось на своего нового хозяина. Капля крови Тодла, уже остывшая, сорвалась с камня и беззвучно упала на землю. Откинув назад голову-череп, всадник открыл рот – чёрный провал, темнее ночи – и отправил туда бехелит, держа его, словно редкий деликатес, двумя пальцами. Камень исчез в чёрной утробе моментально, не издав ни звука – просто растворился в черноте, будто утонул в чернилах. Горящие глаза всадника в последний раз поглядели в тяжёлый мрак лесной чащи. Затем рослый рыцарь в странных доспехах и его огромный конь исчезли.
- Твою мать, - произнёс Кемп получасом позже, когда они с Готтом пришли к месту побоища. Здесь как будто пронёсся ураган: деревья повалены, трава вытоптана, булыжники вывернуты из земли. Всё залито кровью, её запах перебивает все остальные. От Тодла ничего не осталось, разве что мелкие ошмётки. Вокруг ни души, а тишина стоит такая, что можно оглохнуть. - Это не пацан, - произнёс, наконец, Готт. – Даже он не настолько силён, чтобы так быстро прикончить Тодла. - Точно, не он, - вяло согласился Кемп. – Под лучами солнца он ходить не может. А если бы и мог, то я бы его услышал. От меня ничего не скроется. - Значит, это кто-то другой, - подытожил Готт. - У этого засранца что, союзник появился? - А я знаю? – огрызнулся Готт. – Мало ли, с кем он мог спеться! Кемп молча указал на следы копыт, испещривших землю. Готт скрипнул зубами. - С этого момента больше не разделяемся, - решил он.
Отправлено: 22.01.14 18:29. Заголовок: Извиняюсь за молчани..
Извиняюсь за молчание, был занят допиливанием другого своего рассказа. Тем не менее, рад, что форум подаёт признаки жизни, а то уже страшно стало... А я продолжаю свою офигительную историю.
Усталость пробивалась сквозь сон, заставляла его разум метаться в странных видениях. Он снова бродил в иных мирах – бесцельно, хаотично, просто пытаясь чем-то занять пылающий разум. Блаженной прохлады, упокоения нигде не удавалось найти, и он снова подался туда, куда отправлялся в упадке сил – к родителям. Мир снов, тягучий, как патока... И снова эти тени, снова они пытаются что-то рассказать ему, сетуют на свои беды. Он ненавидел их за этот шёпот, за эти стенания. Они летели к нему, как мотыльки на свет, и пытались разжалобить своей беспомощностью, взваливали на него свои невзгоды... Этот мир ничем не лучше реального. Вот он – разум отца, такой непохожий на роящиеся вокруг тени. Они воют, плачут, а он ненавидит. Молча. Но жар его ненависти буквально испепеляет. Все вокруг его сторонятся... кроме одного. Тёмное пятно – сознание матери, оно совсем рядом с отцовским. Странная закономерность: в жизни сумасшедшая мать до ужаса боится своего бывшего возлюбленного, но здесь они всегда вместе. Быть может, что-то осталось в её разуме? Движимый этой мыслью, он решил снова заглянуть туда, впервые за долгое время. Но он нашёл там всё то же, что и в прошлый раз: безжизненный провал. Изредка ветер приносит хлопья пепла – то, что осталось от воспоминаний. Он прикоснулся к одному из них. Ему открылся образ: четырнадцатилетний мальчишка с взъерошенными волосами. Он стоит в боевой стойке, в руках меч – слишком большой для него. Тёмные глаза смотрят свирепо. И чувства матери, связанные с этим образом: страх, ненависть, злость. «Ты помнишь только это?» Он с грустью посмотрел вокруг себя. Тут и там проступали редкие точки воспоминаний, они кружились, как пепел на ветру. Это даже не пожарище, это настоящая пустота, вакуум. Но где-то там, в глубине, есть огонь разума – он это знал. Но если сунуться туда, попытаться вмешаться, то он попросту потушит этот слабый огонь своей неуклюжестью. Рассудок матери прятался, как испуганный зверь, и ничто не могло его выманить. На периферии, где сейчас стоял её сын, осталась лишь пустота и обрывочные воспоминания, которые искалеченный разум не был способен воспринять.
Чувство опасности красным огнём ворвалось в его мозг, заставив вздрогнуть и проснуться. Пробуждение вышло болезненным, в висках зашумело. Сердце, до этого лениво отсчитывающее удары, бешено забилось в груди. Он протёр глаза, пытаясь одновременно усмирить странное чувство страха и найти то, что заставило его пробудиться. Хор воющих голосов доносился издалека – там, у расплывчатой линии горизонта, открылся серый провал, бурлящий и вихрящийся. Воронка! Это она, её ни с чем не спутать. Неосознанно схватившись за меч, он стал напряжённо вглядываться вдаль. Поток душ, то сворачивающийся в клубок, то вытягивающийся змеёй в броске, тащил в Воронку огромное уродливое тело. Похожее на гигантского жука, оно отчаянно сучило лапами. Лицо, на котором проступили пугающе человеческие черты, раскрыло рот в надсадном крике. Этот вопль был слышен только здесь, в астральном мире. И он оглушал, сводил с ума. Он выражал страх - кристально чистый страх, без всяких примесей. Это был подлинный ужас. Каждый знал, что ждёт его в Воронке. Рой душ затянул апостола в бурлящий провал, и бездна жадно поглотила добычу - словно лягушка, что поймала жука языком. Воронка грациозно закрылась, ничего не оставив после себя – словно её и не было. Но последний вопль гигантской твари ещё долго гулял по равнинам астрального мира, наводя ужас на его обитателей. Сон как рукой сняло. Он пристально вглядывался в то место, где недавно разверзлась Воронка, а его руки крепко, до белизны в костяшках, сжимали меч. В голове роились мысли, пытаясь выстроиться в логическую цепочку. И картина, что складывалась из этих фрагментов, пугала всё больше и больше. Становилось ясно, что начинается нечто большее, чем мелкие стычки на границе миров. Что бы здесь ни случилось, это привлечёт внимание – и отнюдь не со стороны друзей. Сюда придут настоящие, сильные апостолы, а не какая-то мелкая сошка, что сейчас гналась за ним. И Рука Бога тоже может здесь появиться. Ведь любой заинтересуется мелким бунтарём, когда в области его преследования происходит ТАКОЕ.
- Теперь их осталось двое, - раздался рядом знакомый рокочущий голос. Он повернул голову, посмотрел на всадника. Тот стоял чуть поодаль, равнодушно глядя в горизонт. - Так это ты убил того?.. – не находя слов, он мотнул головой в сторону, где недавно чернела Воронка. Всадник медленно повернулся к нему: - Те, что ищут тебя, напуганы и напряжены. Воспользуйся этим. - Теперь меня волнуют не только эти двое, - ядовито ответил он. – А те, что придут сюда дознаваться. - Ты хочешь уйти? В этом вопросе слышалось: «Я могу увезти тебя, если хочешь. Но я знаю, что ты не желаешь так просто уходить». То, как всадник манипулировал им, злило. - Сначала я убью тех двоих, - сказал он, обнажая зубы в усмешке. – Но потом ты должен забрать меня отсюда. - Здесь нельзя оставаться долго, - согласился всадник. – Слишком опасно. Он развернул коня и бросил напоследок: - У тебя есть одна ночь. Мгла поглотила их. Он всё так же сидел на земле, задумчиво глядя им вслед. Между тем, где-то внутри нарастала знакомая свирепость, боевой азарт. Теперь, когда усталость схлынула хотя бы на треть, чувство беспомощности ослабло. Вместо него появилось осознание того, что оставшиеся до заката часы ему только на руку – отпугнутые всадником твари окончательно прижухли с открытием Воронки. Теперь он мог отдохнуть, и, когда солнце сядет... Пусть оно только сядет. Кто-то ещё заплачет кровавыми слезами. Впервые за долгое время он засыпал с улыбкой на губах.
А вот других закат не радовал. Кемп и Готт нервничали всё сильней по мере того, как солнце склонялось к горизонту. Если раньше противник был один, и чаще всего он выступал в роли жертвы, то теперь на доске появилась неизвестная фигура, которая внесла смятение в обстановку, и без того неспокойную. - Сумерки, - резюмировал Готт, глядя на красное небо. – Он скоро появится. Услышишь его? - Может, даже учую, - Кемп попытался выдавить усмешку, но не удалось. – От него потом воняет - будь здоров... В молчании они прошли вглубь чащи. Становилось всё темнее. - Если их действительно двое, - проворчал Готт. – То я возьму на себя второго. Того, что убил Тодла. Кемп лишь кивнул в ответ. Готт в их компании всегда шёл первым, выбирая себе самого сильного противника. Он мечтал стать таким же могучим, как Бессмертный Зодд, а Кемп просто хотел пожить в удовольствие, и как можно больше. Поэтому он с удовольствием пускал Готта вперёд себя, а сам подбирал объедки. Не то что бы он сам был слабаком, но если враг попадался довольно свирепый, то лучше было уступить его более сильному товарищу. Сейчас была как раз такая ситуация, но её сильно осложняло то, что противников стало двое, один свирепее другого. Тодл не был слабаком, но его прикончили с ужасающей лёгкостью, одним ударом. Нападали всегда неожиданно и били в слабое место. И теперь, когда искалеченного Тодла рвут на части где-то в Воронке, слабое место в команде осталось одно – он, Кемп. Он снова ощутил тот страх, который испытал во время схватки. Мальчишка сломал ему меч, остался лишь кинжал. А теперь юнца поддерживает кто-то неведомый – тот, кто разъезжает на огромном коне, всегда внезапно приходит и так же внезапно уходит... Кемп вспомнил вдруг байки о Рыцаре-Черепе, с которым едва мог поравняться сам Бессмертный Зодд.
Отправлено: 26.01.14 17:58. Заголовок: Не пора ли зарезать ..
Не пора ли зарезать кого-нибудь? 26 января Скрытый текст
- Готт, - позвал он с жалобной ноткой в голосе. – Держись поближе, ладно? Этот выродок всегда выбирает самый неудобный момент. - Боишься? – усмехнулся, не оборачиваясь Готт. По его широкой спине, раскачивающейся впереди, гуляли лунные блики. - Боюсь, - признался Кемп. – Не хочу чтоб, меня зарезали, когда мне приспичит в кусты. - Хорошо, - раздался тихий голос рядом. – Я тебя так убью. Рука Кемпа выпрямилась стремительно, как змея в броске. Метательный нож попал прямо в центр чёрного силуэта, появившегося из чащи. Но это, казалось, не произвело никакого эффекта. В следующее мгновение мир перевернулся. Пляска теней, шорох и треск. Кемп уже ничего не видел, им управляло некое шестое чувство. Он уклонялся, подчиняясь инстинктам. Где-то вблизи свистела острая сталь, она хищно резала воздух рядом с его телом. Его теснили так стремительно, что он даже не думал о контратаке. Противник был подобен смерчу, урагану – быстр, силён, беспощаден. Он упал в траву, откатился и вскочил, выставив перед собой кинжал. Но шквала новых атак не последовало – всё движение переместилось куда-то влево. Теперь ночной гость скрестил мечи с Готтом. Ярость витала в воздухе. Клинки выписывали сложные узоры, сталкивались, высекали искры. С деревьев падали отрубленные ветви. Готт взревел, противник вторил ему злобным криком. Они оба стали похожи на диких зверей. Жажда убийства заполнила воздух, она стала осязаемой, маслянистой. Готт сделал сложный выпад и вдруг ударил кулаком. Смачный звук, похожий на треск костей – и ночной гость кувырком летит назад. Удар о ствол дерева. Обмякшее тело, как тряпичная кукла, сползает на землю. Кемп взвыл с ликованием. Всего один миг – вот что ему нужно. Всего лишь один миг. Метательные ножи один за другим вырывались из его руки и летели в цель.
Сумрак жадно поглотил их, все до одного. Всё замерло в какой-то неестественной, напряжённой тишине. Казалось, даже лес затих, наблюдая за схваткой. Тёмный силуэт под деревом шевельнулся. Короткое «ш-ш-ш» – и Кемп едва успел отвести голову. Его собственный метательный нож чуть не отсёк ему ухо. Но от остальных уклониться не удалось – три ножа практически одновременно вонзились в бедро, в бок, в плечо. Кемп заорал. Услышав его крик, ночной гость расхохотался. Сквозь пелену боли Кемп услышал, как Готт с яростным рёвом нападает на врага. Снова звон мечей, тяжёлое дыхание. Воздух задрожал. Кемп попытался вытащить ножи, но они увязли так глубоко, что пальцы не могли как следует взяться за них; тот, что попал в бедро, похоже, и вовсе застрял в кости. После нескольких секунд бестолковой возни Кемп решил махнуть на это рукой. Неважно, всё равно это самые обыкновенные ножи. Апостольскому телу они не страшны. Вот именно. Он – апостол. Пошёл к чёрту Готт со своим запретом на перевоплощения. Какая разница, где ты, если драка уже началась? Неважно, лес ли это, равнина – да хоть вода. Мальчишка слишком шустр, чтобы пытаться одолеть его в хрупком человеческом обличье. Он задрал голову и завопил. Его крик, высокий и вибрирующий, перешёл в утробный рёв. Тело задёргалось; мышцы на обычно тонких руках и ногах вздулись, заколыхались. Конечности удлинились, разрывая одежду. Длинная тень легла на траву – отбрасывающая её фигура полностью загородила луну. Мрак ощерился множеством голодных ртов. Кемп, в человеческом обличье тощий и сухопарый, превратился в огромное существо. Когда он был человеком, его аппетит был более чем скромным. Но, когда он обретал форму апостола, его прожорливость не знала границ. Когти пропахали в земле глубокие борозды. Кемп взревел всеми своими пастями, обратив взгляд горящих глазок на ненавистную фигуру с мечом. - Кемп, идиот! – взревел Готт. – Стой, не надо! Но Кемп уже ничего не слышал. Перевоплощение спровоцировало всплеск энергии, страх и нерешительность были забыты. Сейчас он был огромным, сильным, практически неуязвимым. И бояться он никого не станет.
Отправлено: 29.01.14 18:06. Заголовок: А я продолжаю насило..
А я продолжаю насиловать труп. И мне ещё говорят, что у меня скучная жизнь...
29 января Вашему вниманию - в этом отрывке действие переключилось на главного героя! Так что "он" - это не апостол, а брутальный сын берсерка. Скрытый текст
Он стоял под луной – ещё одна тень, силуэт среди скрюченных деревьев. А сверху нависала чёрная громада – бесформенное тело с множеством чудовищных лиц, что щерили пасти в голодной усмешке. Они исторгали неимоверную вонь: странную смесь сырой земли и смрада разложения. Дыхание апостола было холодным, едва ли не вымораживающим. Длинная узловатая рука хлестнула, как плеть, заставив воздух пойти волнами. Он отпрыгнул прочь, но не устоял на ногах – земля зашлась дрожью, лес откликнулся треском ломающихся деревьев. Несколько стволов упали, сминая кусты. Он замер, готовый к прыжку. Несколько мгновений апостол испепелял его злобным взглядом, а затем вытянулся всем своим чудовищным телом; все его головы в один миг разинули пасти, жадно втягивая воздух. На пятачке земли поднялся настоящий ураган – настолько мощный, что даже поваленные деревья поддались потоку ветра и полетели навстречу монструозной фигуре. Его сорвало с места и закружило в холодном вихре. Ветер нёс его прямо в отверстый рот – неровный круг с пиками зубов по краям. Ветки, вырванные кусты, поваленные деревья – всё это, засасываемое в пасти апостола, с ужасающей лёгкостью исчезало в чёрной утробе. Он напряг все мышцы, готовясь к отчаянному рывку. Тело, как пушечное ядро, влетело в гигантскую пасть, и затем меч с глухим хлюпаньем рассёк трепещущую плоть. Его залило потоком холодной крови. Глотка твари конвульсивно сжалась, но потом из тёмных недр поднялся оглушительный рёв – и этот крик, как пороховой заряд, вытолкнул наружу несостоявшуюся добычу. Напоследок меч оставил новую рану, исторгающую запах сырой земли. Он вылетел из пасти, сорвался вниз и, падая, с криком вонзил клинок во вражеское тело. Разрубаемое мясо издавало противное чавканье, ледяная кровь лилась рекой. Он съехал вниз на мече, рассёк им уродливое тело от груди до паха. Одно из чудовищных лиц, клацающее, как волк, зубами, оказалось на пути у режущего лезвия – и его рассекло напополам, но оно продолжало визжать где-то там, наверху.
Затем стена плоти закончилась. Он кулем упал в вытоптанную траву и, не оглядываясь, откатился, чтобы не затоптали. Вопли стихли. Головы на теле монстра разом повернулись к длинному разрезу – от груди до паха. Гигантские трёхпалые руки попытались зажать рану, но безуспешно – фиолетовые кишки медленно вылезли наружу и безобразной кучей упали на землю. Выпотрошенный апостол замер на секунду, а затем, как подкошенный, свалился в собственные потроха. Раздались хлюпанье и грохот, земля содрогнулась, и в воздух в последний раз поднялся фонтан холодной крови. Затем всё стихло. Он широко ухмыльнулся. До этого ему удавалось только ранить апостола, но чтобы убить... Чувство собственной мощи опьяняло. Боевой азарт загорелся в нём с новой силой. Он был готов к новому вызову. Его взгляд встретился с ненавидящим взором второго апостола. Тот был в ярости – его звериное лицо было перекошено, мышцы на груди и руках вздулись так, что, казалось, были готовы лопнуть. Лютый оскал обнажил длинные клыки: - Я тебя убью, гадёныш. Его разобрал хохот. Все эти угрозы... Словами не убивают. - Ну так давай, иди сюда, - он осклабился, глядя на апостола. – У меня только одна ночь, чтоб вас всех прикончить. Здоровяк взревел, пустив облако пара из пасти, и бросился на него с занесённым мечом. Он ещё никогда не видел, чтобы подобная груда мышц могла так быстро перемещаться. Перед ним даже воздух шёл волной, как перед пушечным ядром. Он едва успел выставить перед собой меч, чтобы парировать удар. Клинки столкнулись с лязгом – нет, с визгом – и противники разлетелись в стороны, отброшенные силой удара.
Отправлено: 31.01.14 18:17. Заголовок: Всем привет! Меня зо..
Всем привет! Меня зовут Фанат, и мы продолжаем зверски убивать апостолов. 31 января Скрытый текст
Сильный ветер налетел откуда-то с запада; трава пошла волнами, деревья закачались и зашуршали листвой. Уха коснулся знакомый звук: не то злобный вой, не то крик боли. Хор голосов вибрировал вдали, набирал силу и становился всё громче. Новый порыв ветра принёс облако пыли и лесного мусора; земля вспучилась, а затем опала, открывая серый зев Воронки. Камни и деревья, оказавшиеся поблизости, падали и бесследно исчезали в провале. Но никто оттуда не выходил. Из бурлящей серой мглы за противниками пристально следили сотни горящих глаз – прищуренных, словно в насмешке. - Видишь? – крикнул он, указывая мечом. – Они ждут! Ждут, когда я тебя убью. Тогда им достанутся сразу двое. Апостол бросил на туманный вихрь долгий взгляд. Казалось, звериное лицо на секунду исказил страх. Но глаза смотрели всё так же решительно. Мощный рык без труда пробился сквозь воющий хор: - Из Воронки многое видно. И они все видят тебя. За тобой придут другие. Эта угроза его не тронула – он и так всё это знал. - Придут. Жалко, что тебя уже не застанут, - промурлыкал он. Он перепрыгнул через поваленное дерево и бросился вперёд. Меч вибрировал в руках, его лезвие танцевало и как будто даже извивалось, требуя новой порции крови. Убивать – вот чего ему хотелось. Он бил яростно, вкладывая ненависть в каждый удар. Всё, как у отца: нужно быть сильнее, быстрее, нужно выложиться полностью, надо сражаться на пределе сил. Он набрасывался на врага, словно орёл на крысу, отчаянно теснил его и не давал передышки. Апостол был огромен и силён, его меч разил быстро, а потому медлить было нельзя. Но ему никак не удавалось разогнаться – приходилось постоянно следить за тем, чтобы не подойти слишком близко. Раскусивший его тактику, апостол плюнул на фехтовальное искусство. Теперь монстр шёл напролом и всячески старался оказаться поближе – тогда никакое мастерство не спасёт, всё решит только грубая сила.
Его меч ужалил, как змея, но это был ложный выпад – между тем, он откатился в сторону и зашёл к противнику сбоку. Прыжок и удар – в него вложена вся сила, острие целит в беззащитную плоть. Но полёт оборвался, он едва не упал. Апостол поймал меч в кулак. Его огромная лапа крепко сжимала лезвие; монстр не обращал внимания на то, что сталь режет ему ладонь. Кровь крупными каплями падала на землю, а апостол лишь ухмылялся. Попытка вырвать меч ни к чему не привела – хватка монстра была мёртвой. Лёгкое движение руки – и клинок обломился у самой гарды. Он попытался отскочить, но противник вцепился в него своими лапищами и притянул к себе. Огромная пасть открылась, обдав его потоком зловонного воздуха: - Попался. Он не ответил – только издал злобный рёв, и в следующий момент его зубы вцепились в незащищённое горло противника. В рот и в нос хлынула горячая кровь. Ручищи апостола конвульсивно сжались, едва не раздавив его. Но он уже вырвал кусок мяса и, выплюнув его, снова погрузил зубы в кровоточащую рану – яростно, как собака. Монстр издал не то крик, не то хрип. Руки разжались, он упал на землю. Апостол стоял над ним, с перекошенным от боли и ужаса лицом, зажимая мускулистыми руками горло. Меж пальцев ручьём лилась кровь. Он из всех сил ударил противника в живот, а затем, подпрыгнув, ухватил его за голову. Пальцы погрузились в глазницы апостола, раздалось хлюпанье. Монстр заорал, в горле у него клокотало. Он заорал вслед за ним, неистовствуя в своей жестокости. Тело здоровяка затрясло в судорогах. Громадный кулак двинул его в грудь, и он упал. Апостол остался стоять на месте – кричащий, истекающий кровью. А он, не теряя времени, вскочил и начал шарить в траве в поисках оружия. В свете луны блеснуло отломанное лезвие его меча. Он схватил его и замахнулся, как кинжалом.
Друзья, на дворе уже февраль, и до Дня Влюблённых уже рукой подать. Не желаете ли чего-нибудь эдакого романтического в фанфике - на особый, берсерковский манер?
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 180
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума