Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Рейтинг:
0
Отправлено: 26.12.13 23:31. Заголовок: Мне нужна твоя голова (Сын берсерка)
Появилось свободное время, накатила очередная волна берсеркомании... И какой фигнёй я занялся? Да, я таки стал писать фанфик по своей любимой манге. Давайте вместе посмотрим, что выйдет из этой фигни. Мне не привыкать к писательству - я пишу каждый день, и у меня есть сценарий. Так что, глядишь, это не очередное мертворожденное существо. Что ж, поживём - увидим. Буду публиковать по "чайной ложке" в день. Читайте, комментируйте. Поехали. 27 декабря 2013 года. 0:19 Скрытый текст
Наступает день – и все страхи уходят. Если светит солнце, то бояться нечего, ведь от тьмы остаются только слабые тени, а голоса, раздающиеся в ночи, утихают. Пока не начнётся закат, люди становятся более прозаичными в своих страхах. Правда, они не знают, что всё то, что можно увидеть и услышать ночью, никуда не исчезает. Оно просто уходит в другое место. Так уж устроен мир – если в одной половине наступает день, то в другой приходит ночь. И тогда бояться придётся тем, другим, кто живёт по другую сторону. В такое время, когда никого ничем не удивишь, всё же случается видеть вещи, которые могут поставить в тупик. Это сущая мелочь: скажем, внезапно обрывающаяся цепочка следов в грязи. Но она всё же привлечёт к себе внимание проезжающих мимо людей и, возможно, даже заставит их рассмеяться. А затем они пойдут дальше по своим делам и всё забудут. С чего это им задумываться о такой чуши, когда из леса лезет всякое тварьё, похотливое до местных женщин? Или когда принцесса Мидланда вдруг оказывается помолвленной с каким-то сверхъестественным хреном, новоявленным мессией (который, чего уж там греха таить, больше похож на бабу, чем его наречённая)? Или, скажем, когда в наместники сажают какого-то урода, который и не человек вовсе? И, что хуже, этот урод очень любит человеческое мясо. А затем вдруг приходит здоровенный одноглазый мужик, убивает этого наместника к чертям собачьим и куда-то сваливает, попутно переругиваясь с воображаемым собеседником. И разве после этого можно удивиться каким-то следам в грязи? - Хы, взял и пропал, - усмехнулся мужик на скрипучей телеге, проезжая мимо. – Шёл, шёл, и на тебе - исчез. - Видал, как соколы живность в степи ловят? – отозвался его товарищ. – Мож, и его так? - Хы, - снова усмехнулся мужик. – Упаси Боже от таких соколов. Сейчас у них всё было хорошо: солнце ярко светило с неба, тварьё пряталось в лесу, а новый наместник хоть и был уродом не лучше предыдущего, человечину всё же не жрал. В каком-то плане жизнь была даже неплоха. Что ж, их черёд бояться пока что не пришёл. Сейчас они ехали по раскисшей после дождя дороге и смеялись, не допуская мысли, что в такой солнечный день можно чего-то бояться. Придётся привыкнуть к той мысли, что всё отбрасывает свои тени. Кому-то хорошо здесь? Значит, иному будет до тошноты плохо в другом месте. Забавно, пожалуй, что это «другое место», с точки зрения трёх координат, находилось там же, где телега боронила грязь своими колёсами. Но если взять немного вверх по четвёртой оси координат, то можно обнаружить, что мир перекрасился в чёрно-белые тона и полнится теми самыми жуткими голосами, которые люди слышат по ночам. На время дня страх переселился сюда. Здесь можно было увидеть, что цепочка следов не оборвалась; она тянулась до обочины, и на придорожном камне виднелись следы грязи, будто об него чистили сапоги. Чуть дальше, под сенью серых деревьев, на белой земле горел чёрный костёр. Человеческая фигура склонилась над тёмным пламенем, впитывая тепло. Огонь не обжигал его, но и не грел в достаточной мере. Из молочной мглы этого призрачного мира шёл холод, и этот холод был живым. Он разговаривал на разных языках, он обладал множеством голосов. И все они повторяли одно и то же: «Мы идём». Тёмные глаза с ненавистью посмотрели в серую чащу. Ад приближался – его собственный ад, на который обречены все, кто пошёл наперекор судьбе. Настоящая мука, без шанса на передышку. Избавление могло быть одно – смерть. Но пусть лучше подохнут они – мучители из призрачного тумана. Он с радостью им в этом поможет.
Довольно трудно гоняться за тем, кто ночью ходит по твёрдой земле, а днём отправляется в другое измерение. Последний, кто рискнул отправиться за ним, не вернулся - может, его убили, а может, утащили в бездну демоны. Сгинуть там было очень легко. Вечно движущийся мир обладал коллективным сознанием и не терпел ничего инородного. Если ты переступаешь порог и оказываешься в месте, похожем на рисунок тушью, то будь готов к тому, что тебя поглотят и сделают частью целого. Те немногие, кто являлся в том мире личностями, таковыми на самом деле не были. Их создал тот самый мир и вложил в них свою волю. Они были просто воплощениями желаний и стремлений Тёмной Сущности, которая пряталась в тенях. Разница лишь в восприятии, а суть одна. К исключениям можно было отнести разве что странного рыцаря, который носил шлем в форме черепа. Но он так редко появлялся в этом слое восприятия, что его либо игнорировали, либо считали гостем из другой тени. В конце концов, мир многослоен и Идея Зла не сидит в каком-то одном измерении. Но, когда Фемто переродился в Мессию, то в нежной ткани идеального мира появилась раздражающая песчинка. Это была маленькая, искалеченная жизнь, которая была обречена раствориться в общем потоке бытия. Но Апостол-Бехелит проявил жалость – он умел жалеть и даже считал свои мотивы благородными, хотя менее чудовищными от того они не были. И эта маленькая жизнь под его началом стала частью нового, идеального мира. Апостол сгинул, выполнив свою задачу, и освободился от ответственности за дальнейшее. А его столь некстати проявленная жалость, между тем, упорно разрушала плоды его трудов. Это было неслыханно – никто не мог оторваться от Судьбы, от Единой Сущности. Будь ты хоть перст Руки Бога – ты всего лишь воплощение чужой Воли. А те, кто шёл наперекор, просто погибал. Так гибнет, высыхая и разлагаясь, отсечённая плоть. И поэтому никто не мог понять, почему же крохотный огонёк вышел из-под контроля и шёл наперекор всему, при этом оставаясь при силе и в своём уме. Это не нравилось никому. За бунтарём шла погоня.
Монстр слепо мотал головой, издавая ревущие стоны. Но, тем не менее, он каким-то звериным чутьём уловил угрозу и смог увернуться от смертельного удара – миновав его шею, осколок меча вонзился ему чуть ниже правой ключицы. Проворность апостола взбесила его. Он со всей силы врезал ему кулаком по лицу – хотя с такой челюстью можно было и удар кувалды выдержать – и вырвал из вражеских пальцев зазубренный меч. Кровь внутри буквально закипела, ярость берсерка достигла своего пика. Он изо всех сил рубанул отнятым оружием. Лезвие с чавканьем погрузилось в шею, но неглубоко – меч завяз в жёстких мышцах. Но это ничего... Быстро умирать не обязательно. Он вырвал меч из раны; зазубрины на клинке вырвали лоскутки плоти. Апостол издал клокочущий стон. - Ты ещё живой?! – закричал он в исступлении и снова ударил. Меч погрузился в красное месиво, монстр опять взвыл. И в этот раз ему вторил хор, доносящийся из Воронки. Вновь поднялся ветер, заиграл кровавыми каплями. А затем змеящийся Рой Душ выпорхнул из серого провала. От воплей призраков заложило уши, из темноты потянулись бледные руки. Их прикосновение было ледяным. Они тянулись и к нему. Он отмахивался мечом, рубил сизые, похожие на туман пряди, пытался отойти. Но апостол, которого уже тащили в серый вихрь, схватил его за ноги и поволок за собой. Сквозь воющий хор донёсся рык: - Не уйдёшь! Он рубил наотмашь, никуда не целясь, в него брызгала кровь – такая горячая в холодном урагане... Но цепкие лапы апостола не отпускали его, а сжимались всё сильнее. Воронка сомкнулась над их головами. Сначала была темнота, а затем туман вокруг заиграл красными огнями, и холод превратился в палящий жар. В танцующем вихре зажглись глаза, их обладатели появились из мглы и ощерили голодные пасти. Первую тварь, рискнувшую броситься на него, он рассёк мечом.
Изуродованный апостол продолжал цепляться за его ноги. Невозможно было понять – то ли монстр мёртв, то ли уже близок к этому. Но, когда твари начали рвать с мускулистого тела куски мяса, никакого сопротивления не последовало. Один из хищников добрался и до него – длинные клыки вонзились в руку с мечом, тварь замотала, как акула, головой. Он рванул её свободной рукой; голова с хрустом отделилась от тела, застряв зубами в ране. Не обращая более на неё внимания, он возобновил попытки высвободиться. Но из вихря на него накидывались всё новые твари. Их тела, разрубленные на куски, кружились вокруг в красном вихре. Руки быстро устали, дыхание рассекало болью грудь. Не все атаки удавалось отразить; его кусали, пытались рвать на куски. В какой-то момент меч вылетел из его руки и унёсся в бездну. И тогда он тоже превратился в монстра – грыз, кусал, царапал. Его собственная кровь перемешалась с кровью тварей, кровь заливала ему нос и рот, он плевался кровью… Неистовство, ярость были с ним до последнего. Спасение пришло внезапно – сначала погасли красные огни, а затем поднялся такой кошмарный ветер, что его вместе с прицепившимся апостолом начало мотать из стороны в сторону – до головной боли, до тошноты. В миг, когда он был близок к тому, чтобы потерять сознание, из темноты появился череп с горящими глазами. В этот миг буря стихла. Рука в стальной перчатке схватила его за шиворот и рванула. Одежда с треском порвалась, но телу был придан нужный импульс. Он, тяжёло ворочаясь в пространстве, полетел вдаль. Тьма разошлась перед ним, но там ничего не открылось взгляду – просто антипод черноте, абсолютная, слепящая белизна. Он оглянулся – точнее, попытался – и успел увидеть всадника за порогом темноты. Но затем мрак вновь взбурлил, и вихрь поглотил фигуру на коне.
Отправлено: 04.02.14 21:41. Заголовок: Сей скромный опус на..
Сей скромный опус насчитывает уже 20 страниц! ОТКУДА ЭТО ВСЁ ВЗЯЛОСЬ?! Однако, праздник. Пойду дам кому-нибудь в морду. 4 февраля Скрытый текст
Он проснулся от движения рядом. Стоял могильный холод, воздух был сырым. Смрад разложения проникал в ноздри. Спина была мокрой – он валялся в какой-то луже. Поблизости кто-то пыхтел. Он открыл глаза – и в тот же миг на него навалилось нечто огромное. - Выродок! – взревел слепой апостол, обдав его вонью изо рта. – Убью! Убью! Толстые пальцы сжались у него на горле. Апостол яростно зашипел, усиливая нажим. Он захрипел под ним, пытаясь вырваться. От монстра смердило, из незрячих глазниц капала кровь. В глазах начало темнеть. Он оказал «ответную любезность» - вцепился в шею апостолу, погрузив пальцы в зияющую рану. Монстр конвульсивно дёрнулся, чудом не сломав ему шею, и издал утробное клокотание. Хватка сжимающих горло рук ослабла на миг, но ему хватило этого, чтобы высвободиться. Отводя душу, он врезал противнику по морде и скинул его с груди. Массивное тело монстра плюхнулось в лужу; холодные брызги ужалили кожу. Отплёвываясь и кашляя, он отполз назад и, оказавшись на твёрдой земле, встал. Голова кружилась, в глазах плясали огни, но трудно было сказать, отчего - от удушения или ярости – потому что сейчас он был зол, как никогда. - Тварь! – он пнул содрогающееся тело. – Как ты меня достал! Апостол попытался подняться, но он врезал ему каблуком - прямо в окровавленное лицо. Монстр снова грохнулся наземь. - Когда ты уже сдохнешь, ублюдок? – он навалился на апостола сверху. – Подыхай! Умри, сука! Он взял противника в удушающий захват, упёрся коленями ему в спину и откинулся назад. Казалось, он чувствовал, как трещит позвоночник апостола. Монстр забился. - Сдохни! – он снова начал рвать рану на горле апостола, продолжая давить другой рукой. Сейчас для него всё утратило значение – он жаждал лишь убийства. Должно быть, это первый противник, которого он так ненавидит. - Гха-а-а-а! - из горла апостола вырвался сдавленный хрип пополам с клокотанием, а затем вдруг мышцы на его спине задёргались.
Зацените мой фанфик, посоны! 6 февраля Скрытый текст
«Твою мать!» - успел подумать он, прежде чем его подкинуло в воздух. Перед глазами всё завертелось, а затем тело с размаху шмякнулось в лужу, подняв новые фонтаны брызг. Преобразившийся апостол чёрной громадой навис над ним. Прежняя голова с выдавленными глазами теперь рудиментарным придатком торчала из могучей груди. Тело апостола раздалось вширь и в высоту, мышцы сложились в новый диковинный рисунок. Короткую мускулистую шею венчала рогатая голова – безглазая, с огромной ощеренной пастью. Меж частых, похожих на иглы зубов свисал алый язык, в конце разделяющийся на множество хвостов. Ему чудом удалось увернуться от гигантской ступни, что обрушилась сверху. Он откатился и врезался лицом во что-то склизкое и вонючее. Когда ему удалось сфокусировать взгляд, то он увидел перед собой груду старых, уже почти разложившихся трупов. Коричневые иссохшие тела, сочащиеся мерзкой слизью; пустые глазницы пристально смотрят на него, ввалившиеся рты раскрыты в немом крике. И на лбу у каждого – метка. Та самая метка, которой Рука Бога клеймит жертв. Апостол зарычал; это было не уже клокотание разорванного горла, а настоящий, морозящий внутренности рёв, от которого задрожала земля. Чудовище затопало ножищами, пытаясь раздавить его. Трупы с чавканьем плющились под огромными лапами, брызгая слизью, в воздух взлетали куски тел. Он вновь откатился, встал и, не оглядываясь, припустил во мглу, не разбирая направления. Пространство было большим, но плохо освещённым – скудный свет падал откуда-то сверху – и он попросту не видел, куда бежит. Но надо было рвать когти, потому что без меча он не боец, с таким-то противником. Если удастся найти какой-нибудь узкий лаз, то у него появится преимущество… Но всё равно, нужно оружие, без него никак. Надо прикончить эту тварь, причём как можно быстрее. Ведь он побывал в Воронке и дал там такого шороху, что его не заметил бы только мёртвый. А значит, и Рука Бога уже проведала о нём, и скоро кто-то ещё явится по его душу. Апостолы такие твари, что лучше убивать их по отдельности и поскорей. Если они объединятся, то беды не миновать.
Застоялый воздух был вязким, как смола, застревал в ноздрях. Не жалея себя, он гнал в неизвестность, в любой миг готовый удариться лицом об стену. Однако, будучи мокрым, он смог почувствовать слабый сквозняк в общей духоте, и старался следовать ему. В горячке погони удалось кое-что разглядеть: ровные, пусть и выщербленные временем стены и даже какое-то подобие фресок на них. Может, это была просто грязь, но в темноте не разглядишь. Колоны – целые и разрушенные. Пол вымощен каменными плитами, хотя попадались ямы и лужи. И, когда привыкшие к мраку глаза увидели ровную арку дверного проёма, то стало окончательно ясно, что это – не какая-та пещера, а настоящий храм или дворец. Позади громыхал и ревел преобразившийся апостол; пришлось поднажать. Он не вписался в проём, ударился плечом, но не остановился. Стена была обнадёживающе толстой, но то, что сотрясало пол у него за спиной, имело размеры отнюдь не маленькие. Пользуясь моментом, пока преследователь далеко, он остановился и оглядел новое помещение. В душном и пыльном сумраке удалось рассмотреть круглый зал с четырьмя проходами. Статуи в человеческий рост, опутанные густой паутиной – некоторые разбиты, их обломки валяются на полу. На стенах, кажется, высечен рельеф. Кое-где даже есть мозаики, изображающие то ли героев, то ли богов. На каменных плитах, которыми был вымощен пол – из тех, что уцелели – тоже было что-то нарисовано, но краска уже давно облупилась и стёрлась. Потолка, похоже, нет – эхо свободно гуляет по стенам, а где-то далеко-далеко наверху есть пятно скудного света, этакое марево тускло горящих факелов; их слабое мерцание доходило досюда, как остатки пиршества с монаршего стола. Если здесь, внизу, были факелы или свечи, то они либо сгнили, либо были сожраны крысами – на подставках пусто, только паутина висит бородой. Но это всё неважно; так, мелочи. Иное же дело – трупы. Много трупов. Скелеты, иссохшие останки или всё ещё склизкие, сочащиеся жидкостями тела. Лежат повсюду, во всех возможных позах. Кто-то цел, кто-то разодран на куски; и не понять – то ли его разорвали при убийстве, то ли падальщики растащили потом. Но, помимо смерти, всех объединяла одна деталь – всё та же проклятая метка. Жертвенное клеймо, выжженное глубоко, до кости. Трупы могли разлагаться, высыхать, рассыпаться в прах, но метка оставалась такой же чёткой и свежей, как и в момент своего нанесения. Сомнения быть не могло. Когда-то давно здесь случилось Затмение.
Некто призвал Руку Бога и принёс в жертву всех, кто здесь находился. Когда – он не знал, да и не интересовался. Сейчас его больше занимала погоня. Он возобновил бег, выбрав наугад один из проходов. Узкий коридор укутал его густой тьмой, свет сюда не проникал. Он бежал, задыхаясь, спотыкался о камни, трупы, расшвыривал ногами кости. Времени на осмотр окрестностей не было, да и разглядеть в темноте всё равно ничего не удалось бы. Он выныривал из коридоров, бежал по залам, и снова нырял в какие-то проходы. Направление его не волновало, сейчас важно было увеличить расстояние между ним и преследователем. Тот бушевал где-то сзади, и его вопли стихали – верный признак того, что он удалялся. Многовековая мёртвая тишина залов отдавалась гулким эхом, которое ослабевало в коридорах и галереях. В какой-то миг он свернул в неприметную дверь – за ней оказалась винтовая лестница, уходящая вниз. Нога промахнулась мимо ступеньки, он едва не упал, но успел переступить. Первым порывом было найти другой проход – вниз спускаться не хотелось – но затем он рассудил, что хуже не станет. Пока он не знает здешних мест, дворец в любом случае будет для него одной большой ловушкой. И, что радовало, таковой он является и для бушующего апостола. И если они оба не знают, куда идти, то не всё ли равно? Странно, но, спускаясь, он ощущал нарастающее спокойствие. Должно быть, дали знать о себе инстинкты зверя, забивающегося в нору. А ведь и правда – пусть эта тварь наверху ломает стены, роет землю, а он в это время отдохнёт и залижет раны. Неважно, каков расклад сил. Очередная неравная схватка. Ему ли привыкать? И цель всё та же – победить. Любой ценой победить. Пусть оружия нет, но это не оправдание. Надо выиграть, несмотря ни на что. Спуск был довольно долгим. Шаги отдавались слабым эхом; кроме них уже ничего не было слышно. Разъярённый апостол остался далеко. Можно было вздохнуть свободно – хотя бы на миг. Он позволил себе даже сбавить темп и перейти на размеренный шаг, более не рискуя упасть и сломать шею. Пару раз на ступеньках попадались трупы – с всё той же меткой на лбу. Он отпихивал их ногой и шёл дальше.
Ступеньки кончились, справа темнел узкий проход. Ему пришлось протискиваться боком; он отметил этот факт на будущее. Дворец, при всей своей роскоши, был построен так, чтобы в нём можно было обороняться от противника. Тесные длинные коридоры, мало проходов... Это играло ему на руку – когда апостол, наконец, додумается вернуться в свою человеческую форму, то ему всё равно придётся несладко в здешних мышиных норах. Судя по всему, он спустился в помещения для обслуги – интерьер стал простым, чуть ли не тюремным. Ни предметов роскоши, ни украшений – только унылые каменные стены. Воздух здесь был сырым, а значит, где-то поблизости имелась вода. И хотелось бы верить, что чистая, без трупов. К слову о трупах. Впервые за всё время ему попался тот, у которого имелось некое подобие доспехов и оружия. Дворцовый стражник, стало быть. Истлевший кожаный нагрудник, ржавый шлем, пика в иссохшей руке. Он попытался высвободить оружие из мёртвых пальцев. Обветшалое древко тут же сломалось, но железный наконечник был очень даже ничего. Должно быть, когда-то он был вычурной формы, но теперь, изъеденный ржавчиной и временем, потерял былую красоту. Зато он был достаточно твёрд, чтобы колоть, и этого пока хватало. Поиски воды завели его так далеко, что он даже начал испытывать некое подобие клаустрофобии. Появилась боязнь заблудиться, хотя он понимал, что заблудился ещё с самого начала. Перспектива блуждать вот так в пустом дворце, где есть лишь трупы, пугала. И зачем только этот всадник-скелет затолкал его сюда? И, что важнее – куда он вообще делся? Почему до сих пор не пришёл? Очередной узкий коридор. Пришлось даже пригнуть голову. Зато запах сырости становился всё сильнее, это заставило его быстрее передвигать ноги. Чертовски хотелось пить, горло уже чуть ли не песком осыпалось. И ещё царапины саднили, будь они неладны.
Обострившийся слух донёс лёгкое журчание воды. Спустя несколько шагов глаза, привыкшие к темноте, разглядели в конце коридора дверной проём, а за ним – тесную круглую комнату с чем-то наподобие алтаря в центре. Когда он приблизился, то понял, что это не вовсе алтарь, а колодец. Радостный, он вынырнул из коридора, подошёл и заглянул внутрь. Не то что бы он надеялся что-то разглядеть в зияющем проёме, однако стоило проверить. Запах был самым обычным – так пахнет полный воды колодец. Опустил руку – и пальцы коснулись воды. Он даже вздрогнул от неожиданности. Чистая вода – и так близко. Да ещё и проточная. Не мучаясь больше размышлениями, он принялся жадно пить. Это было восхитительно – иссохшая плоть жадно впитывала влагу. Жар, охвативший тело, унимался. Даже головная боль немного утихла. Каждый глоток приносил облегчение, как это была не простая вода, а какой-то эликсир жизни. Он пил много и жадно; опомнился лишь тогда, когда рот и горло перестали напоминать ржавую железку. Казалось, что охладились даже мысли, скачущие, как блохи, в гудящей голове. Способность чётко соображать вернулась. Итак. Жажда утолена – одной проблемой меньше. Теперь надо поспат. Но не здесь. Апостол тоже учует воду и придёт. Давно известно, что хищники ловят своих жертв на водопое. В таком случае, нужно уйти подальше, по самому запутанному маршруту, какой можно придумать. И там отоспаться. Ему непременно нужно отдохнуть – ведь скоро наступит утро, и его утащит в астральный мир. И, когда он окажется там – безоружный и измотанный – вечно голодные твари будут рады его видеть.
Он продолжил путь. На этот раз – без паники и спешки, запоминая каждый поворот. И, когда за плечами осталось немало узких коридоров и тёмных сырых комнат, он решился, наконец, на привал. Выбор пал на просторное помещение, которое, судя по остаткам утвари, раньше было кухней. Он решил устроиться здесь по двум причинам: тут не было трупов и имелось целых три двери. Спать в помещении с одним выходом он не решился бы. Он сел, вздохнул. Нащупал на руке укус, оставленный тварью в Воронке. В ране застряли зубы; он вытащил их один за другим, даже не ощущая боли. Сейчас он, похоже, вообще ничего не чувствовал. Стоило ему опуститься на пол, лишь чуть расслабить мышцы – и вдруг тело прекратило подчиняться приказам. Только сейчас он понял, насколько вымотался. И сон захватил его моментально, не оставив места для страха или сомнений. Сначала была одна лишь темнота – блаженное забвение. Но потом всё окрасилось в лиловый, из сумрака проступили силуэты. Множество лиц вместо земли – искажённые, словно в плаче, бледные человеческие лица. Они были и в небе – как смесь крови и воды, с разинутыми в немом крике ртами. Гнусный смех, мечущиеся тени. И над всем этим – устремлённая в небо гигантская рука. На её перстах, в неверном свете чёрного светила, темнеют силуэты. Он одновременно видит их и не видит. Они далеки от него – но он чувствует их взгляд. И воочию видит жуткую гримасу Войда. За опухшими веками не видно глаз, но они смотрят на него – взгляд Войда так же пристален и неотвратим, как сам Рок. Вечный его оскал – и не поймёшь, что за ним. - Не ожидал, что ты придёшь, - гулкий голос Войда заполнил уши. – Теперь многое трудно предсказать. Слова текли, вязкие, как смола, а чудовищное лицо Войда, словно вылепленное безумным скульптором, оставалось недвижимо. Он вдруг ощутил холодный, малодушный страх – тот самый, что пробудил его в материнской утробе.
Не могу не похвастаться. В литературном интернет-конкурсе "Погружение" мой рассказ занял второе место. Вчера по нему была начитана аудиокнига. Получилось просто потрясающе. Буду польщён, если решите ознакомиться
- М-м, - сладостно застонав, Слэн выгнулась, оглаживая руками соблазнительные изгибы тела. – Как силён… А как он ненавидит – вы чувствуете? М-м-м… И так же горяч. В нём течёт ЕГО кровь, вы это чувствуете? С безымянного пальца Руки сорвалась тень и быстро, как стрела, подлетела к нему, обдав волной холодного воздуха. Убик со своей мерзкой улыбкой. Жуть как захотелось выбить ему зубы, заставить эту поганую пасть скривиться от боли. - О да, - радостно констатировал Убик, тщательно артикулируя своим большим ртом. – Родство налицо. Жаль, лишь, он зашёл к нам, как гость. - Гость? - Слэн томно сощурилась. – Как жаль. Ах, если бы я могла до тебя дотронуться… - Досадно, досадно! – закудахтал Конрад, последним присоединяясь к обсуждению. – И всё равно, меня радует, мой мальчик, что ты заглянул к нам! Ведь тебя столько не было… Один лишь Войд не кривлялся. За всё это время он не шелохнулся – стоял, как чёрная свеча, и сверлил его своим стоячим взглядом. - Воронка видит всё, - губы Войда не шевелились; его голос, казалось, вспыхивал сразу в голове, минуя пространство. – Ты показал нам себя. - Раскрылся! – ослабился Убик. - Ты – наш, - изящный пальчик Слэн указал на него, лежащего в сумраке. Вездесущие лица – на земле, на небе – дрогнули и раскрыли рты. Крик, вырвавшийся из миллионов глоток, был настолько громок, что сначала показалось, будто наступила тишина. Но затем уши пронзила такая боль, что он выгнулся дугой и заорал сам. И проснулся. Первый судорожный вдох наполнил рот слизью и мерзким вкусом. Он задёргался, взревел и сорвал с лица склизкое существо с множеством коротких щупалец. Единственный жёлтый глаз испуганно посмотрел на него, прежде чем он с размаху воткнул наконечник пики прямо в чёрный зрачок. Ночной демон задёргался под его пальцами, а он вырвал из маленького тельца кусок стали, замахнулся и ударил снова.
Он исступлённо колол крошечного монстра – за страх, за ночные кошмары. За то, что заставил его вновь почувствовать себя слабым. И за мысль о том, что видел сейчас он вовсе не сон... А вдруг? Он побывал в Воронке, и его видел каждый, кто хотел увидеть. И этот всадник-скелет – закинул его чёрт знает куда, да ещё и с апостолом на хребте. И почему этот апостол ушёл из Воронки, когда он изрубил его в капусту? Ох уж эти фокусы, ох уж эти загадки. Он пинком отшвырнул от себя трупик ночного демона. Захотелось заорать от ярости, но он, конечно, этого не сделал. И не только потому, что боялся быть обнаруженным. Он услышал – там, в темноте. Шаги. Чёткие, уверенные. И лёгкие – не тяжёлый топот того мускулистого апостола. Рука крепко сжала наконечник пики. Итак, кому надоело жить? Он затаился, как зверь в засаде – тело напряжено и готово к прыжку, взгляд прикован к дверному проёму, откуда доносится шум. Глаза, хоть и привыкли к темноте, всё равно видели немногое – серые стены, чёрный прямоугольник двери. Однако слух и чутьё остались верны ему. И всё же он не мог поверить, на целый миг он окоченел – когда на пороге показался один из тех трупов, что попадались ему на пути. Иссохшее тело, где нет мышц, а одни кожа до кости, чёрные провалы вместо глаз и оскал ввалившегося рта. На лбу светилось клеймо – как уголёк от костра в ночи. На этот раз он не стал задавать глупых вопросов, потому что устал, потому что злился... Да и просто не хотел больше ничего знать. От загадок, интриг и подлостей тошнило, безысходность всё туже затягивала на его шее свою петлю. И он, пытаясь сбросить это чувство, хотел убивать – УБИВАТЬ!
С днём святого Валентина, мальчики и те девочки, которым может понравится Берсерк! Желаю Гатсу, чтоб его стальные яйца не заржавели, Каске - поправиться, Гриффиту - анальных кар. Спасибо!
Он прыгнул, и противник метнулся ему навстречу. Мёртвое тело, некогда принадлежавшее человеку, двигалось теперь совсем не по-человечески. Оно извивалось и дёргалось, словно кто-то залез внутрь и неумело управлял конечностями. Но оно было быстрым и невероятно ловким. И тупой ржавый меч, зажатый в мёртвых пальцах, бил со страшной силой, как дубинка. Он отразил удар, затем пихнул труп в дверной проём и, на секунду лишив того возможности двигать руками, ударил кулаком прямо в сгнившее лицо. Голова трупа, как он и рассчитывал, сорвалась с ветхой шеи и с глухим шлепком упала на пол. Странное сочетание хрупкости и силы... Однако труп продолжал двигаться, нисколько не смущённый потерей головы. Живучесть противника (если такое можно сказать о трупе) только ещё сильнее разозлила его. Не пытаясь даже увернуться, он поймал одной рукой вражеский кулак, а другой – ржавое лезвие меча. Тупая железка даже не поцарапала ладонь. Он попросту выломал мертвецу руки – оторвал их и отшвырнул прочь. Они дёргались, скреблись в темноте, но уже ничего не могли поделать, пока он, шипя от ярости, ломал трупу ноги. - Что? – спросил он, тяжело дыша, у оторванной головы. Башка мертвеца валялась в углу, светя клеймом, и злобно клацала зубами. Не устояв перед искушением, он подошёл и раздавил её сапогом. Череп слабо хрустнул под его ногой, будто хрупкий глиняный горшок. Но клеймо продолжало тлеть на осколках.
- Чего ещё? – прорычал Готт. Ожившие мертвецы обступили его. Они стояли, словно выжидая чего-то. Заклеймённые лбы горели, как огоньки свечей. Зажившее горло Готта издало грозный рык. Он был не в духе, и ему мешали. Он хотел найти мальчишку и швырнуть его, разорванного, в Воронку. Ему был дан второй шанс, он по счастливой случайности вылетел из пасти Смерти вслед за противником. И теперь настало время поквитаться. Но эти трупы... Он не знал, что им было нужно, но не мог побороть страх перед ними.
Быть может, это души из Воронки? Забрали себе здешние тела и хотят уволочь его обратно? Ну уж нет! Готт снова зарычал и напрягся, готовясь к перевоплощению. Вспышка – и гнусная рожа Убика сунулась ему прямо в лицо. Готт отпрянул, тяжело упал на спину. Апостол Руки Бога – точнее, его фантом – засмеялся, оскалив длинные зубы. - Ты бы лучше прислушался к ним, - короткий палец на рудиментарной ручке указал в сторону трупов. Фантом исчез, напоследок блеснув ухмылкой на толстой морде. Трупы за всё это время не сдвинулись с места, всё стояли и пялились пустыми глазницами. Готт злобно посмотрел в ответ. - Ну? – прорычал он. Мертвецы, словно очнувшись от дрёмы, закопошились и пошли к двери. Один из них поднял костлявую руку и поманил Готта пальцем. Тот поколебался, но потом, пожав плечами, двинулся за ними. Тощие трупы легко ныряли в коридоры, он же протискивался боком, сгибаясь в три погибели. Усталость достигла такой степени, что и злиться уже не получалось. Всё превратилось в сплошную горячку, бессмысленную лихорадку. Сколько он уже блуждал здесь – неизвестно, но было ясно, что ходить в здешних лабиринтах можно бесконечно. Поэтому, хоть он это и скрывал, Готт с радостью принял помощь. Даже от трупов.
Наверное, так чувствуют себя одержимые Псами Войны. Так, должно быть, неистовствует отец в Доспехе Берсерка. Красная мгла перед глазами – даже не зрительные образы, а просто осязаемые тела, которые он ощущал шестым чувством. Внутри ревел зверь, и этот крик вырывался через его глотку, гулял по каменным стенам. Сейчас ему было всё равно, что его могут найти, потому что здесь были другие враги, и они-то его уже отыскали – так какой смысл прятаться? И зверь – то есть, он сам – бушевал, выплёскивая, как кипящую смолу, всю скопившуюся агрессию.
Ожившие трупы молча нападали на него. Сначала были те, что с мечами, но их ржавое оружие только и могло, что колотить, как дубинка. Он порвал их в клочья. Гвардейцы с трухлявыми копьями всё-таки оставили пару царапин, но и с ними он расправился. Но затем пришли безоружные. И они просто дрались – голыми руками, но не так, как это делают люди. Эти мертвецы были похожи на инструмент в неумелых руках. Он легко мог раскидать их по костям, но их хрупкие тела обладали невероятной силой. Те, что были вооружены, в узких коридорах оказывались стеснены в движениях. Безоружные же просто царапались и били, не разбирая цели. Ни изящества, ни тактики – только злые, меткие удары. Тощие кулаки, которые так легко было оторвать от запястий, тем не менее, лупили с такой силой, что могли перебить ему хребет. Он отвечал им взаимностью – бил изо всех сил, рвал и ломал. Под сапогами хрустели куски тел, тело потеряло чувствительность к ударам, а он давно утратил счёт врагам. В один миг всё снова стало так просто – даже не чёрно-белым, а просто монолитным, без всяких оттенков и теней. Просто крушить и давить, а все вопросы потом. Мертвецы замерли. Но он осознал это не сразу и по инерции растерзал ещё двоих, прежде чем понял, что противники стоят недвижимы. Прежде чем он успел это осмыслить, комната наполнилась светом – неимоверно ярким и жгучим для отвыкших глаз. От него стало так больно, что он зажмурился. Внезапно повисшую тишину нарушил топот – клацанье ног в латах. Неимоверным усилием он разлепил глаза. Конечно же, он сразу узнал его: голова-череп с вечным оскалом, огоньки в глазницах, тяжёлый доспех. На этот раз всадник явился без коня. Толпа мёртвых тел вдруг зашуршала; он напрягся, ожидая нападения, но затем трупы вдруг попадали на землю. Мертвецы неловко валились друг на друга, гремели костями о пол. Клеймо на их лбах погасло. В комнате вновь воцарились тишина и темнота; только горящие глаза Рыцаря-Черепа пробивались сквозь мрак.
- Ты быстро залечиваешь раны, - пророкотал знакомый голос. – Быстрее, чем успеваешь получить новые. Он пропустил комплимент мимо ушей. Усталый и затравленный, он закричал, срывая злость: - Какого хрена тут творится? – в запале он пнул каменную стену. – Что это за место такое? Куда ты меня затащил? - У тех, кто угодил в Воронку, выбор небольшой, - Рыцаря несколько не тронула его горячность. – И у того, кто единожды там оказался, остаётся не так много мест, куда он может пойти. - Ну и… - он кивнул на унылый интерьер. – Где мы? Рыцарь-Череп слегка помедлил с ответом. Глаза-угольки окинули комнату долгим взглядом. - С тех пор, как здесь случилось Затмение, это пространство неподвластно ни дню, ни ночи, - голова-череп повернулась в его сторону. – Теперь ты находишься строго в одном мире. И отсюда трудно уйти. - Хе, - он осклабился. - Идём, - Рыцарь-Череп поманил его за собой. – Времени мало. Он последовал за могучей фигурой, беспардонно топчась по трупам; широкая спина проводника маячила впереди. При своих немалых габаритах Рыцарь-Череп легко нырял в узкие коридоры; ему же, идущему следом, приходилось протискиваться, обдирая бока и плечи. Ушибы от недавней драки снова принялись болеть. Руку, там, где заживал укус твари из Воронки, время от времени постреливало.
Рыцарь-Череп вёл его уверенно, не замедляясь ни на миг. Похоже, эти места он знал наизусть. После недолгого, хоть и утомительного вояжа они оказались в просторной зале, где – о чудо! – сквозь трещину в потолке лился солнечный свет. Они вернулись во дворец – здесь вновь появились полуразвалившиеся статуи и вазы, пол оказался вымощен плиткой, на стены вернулись рельефы. Но трупы были и здесь – стояли, как уродливые статуи, обратив взгляд пустых глазниц на гостей. Они ждали. - И чьи это происки? – тихо спросил он. - Рука Бога, - кратко ответил Рыцарь-Череп. – С тех пор, как здесь произошло Затмение, это их территория. Рука в латной перчатке со странной непринуждённостью легла на рукоять меча. - Это жертвы, - Рыцарь-Череп кивнул в сторону трупов. – Рабы Руки Бога. Навсегда. - Им нужен я? - Да. Рыцарь-Череп сделал шаг в сторону мертвецов. Те внезапно дрогнули; море огоньков от светящихся меток заколыхалось. - Они следят за тобой. Даже если не смогут убить, то приведут того, кто сможет... Того апостола, что утащил тебя в Воронку. Он вздрогнул, вспомнив громадную фигуру с рогатой головой. И возненавидел себя за малодушие. - Пф, - фыркнул он, пытаясь скрыть слабость. – Почему же кто-нибудь из Пятерых сам сюда не придёт?
- Потому что это – всё ещё МОЙ дворец, - на этот раз в мощном голосе Рыцаря-Черепа появились новые, пугающие нотки: в обычную бесстрастность вплелись гнев и ярость. Услышав этот голос, мертвецы попятились. Казалось, от закованной в доспех фигуры пронеслись волны, словно круги от брошенного в воду камня. На один неуловимый миг воздух стал тяжёлым и плотным, даже свет померк. Когда всё вернулось в прежний вид, мертвецы все до единого валялись на полу. Рыцарь-Череп продолжал стоять неподвижно, всё ещё глядя перед собой. Зрелище завораживало. Пытаясь стряхнуть наваждение, он моргнул несколько раз и принялся осматриваться. Очередная комната, не имеющая другого предназначения, кроме как демонстрации роскоши: украшения, канделябры, статуи. На освещённом участке стены угадывалась гигантская мозаика, выложенная разноцветными камнями – высокий мускулистый мужчина в латах. Пусть голова была видна лишь отчасти, но шлем в форме черепа узнавался моментально. - Твой дворец, значит? – спросил он после недолгой паузы. Рыцарь-Череп долго смотрел на мозаику, будто бы даже с ностальгией. Ответ последовал лишь спустя несколько секунд: - Был когда-то. Пока не явилась Рука Бога. - Выходит, сейчас мы под Башней? - ... В определённом смысле, - согласился Рыцарь-Череп. – Но отсюда нельзя уйти, просто поднявшись по лестнице.
Высокие двери, непохожие на встречавшиеся ранее узкие норы, сами собой распахнулись перед высокой фигурой в доспехах. За ней открылась мешанина из руин – разрушенные стены, пошедший волнами пол, сломанные и истлевшие предметы обстановки. Должно быть, раньше это помещение было небольшим, однако некий импульс разрушений низверг потолок и искрошил стены. Небо наверху было багровым, словно на закате. Но Солнце… Свой свет сюда направляло не светило, но огромное око, смотрящее пристально, словно глаз хищника. Прямо как в кошмарах отца. Действительно – «не твоё Солнце», как сказал Рыцарь-Череп. Посреди моря обломков, словно часть циклопической статуи, из взбугрившегося пола вздымалась гигантская рука – огромная белая длань, нацеленная прямо в небо. Она казалась невероятным произведением искусства – словно, некий скульптор, кропотливо и подолгу работая, высек в камне каждый мускул, каждую линию. Рука была сжата в кулак. Он стоял какое-то время, с немым удивлением глядя на пейзаж: на руины, но око в небе, на гигантскую руку, белым обелиском возвышающуюся над хаосом запустения. Знакомая картина – не без отличий, но всё же знакомая. - Противостоять сильной сущности может лишь нечто столь же могущественное, - сказал Рыцарь-Череп. – Коварство и обман не более чем условность. Первична лишь сила. В какой-то миг все эти загадочные речи утратили свою туманность. Внезапно для себя он пробился сквозь мешанину намёков и недомолвок. - Ты создал свою Руку Бога, - сказал он. – И набираешь тех, кто станет её перстами. - Нет, - отозвался Рыцарь-Череп. – Это – Длань Человека. Олицетворение людской воли. Триединство смертности, презрения к боли и непокорности. Дары человечества – то, что не позволило Идее Зла поглотить его. Глаза-огоньки уставились на него. В этот миг оскал Рыцаря-Черепа казался особенно зловещим.
- Непокорность, - произнёс рокочущий голос с нажимом. – И никто не станет перстом Длани Человека только потому, что этого возжелал я. Нету избранных Судьбой. К Длани нет ключей – этот замок и прост, и сложен одновременно. Только тот, кто стремится, откроет запоры. - Как мой отец? - Он близок к этому, - согласился Рыцарь-Череп. – Как и ты. - И что, нужно пройти какое-то испытание? - Здесь нет испытаний. Здесь нет того, кто назначает их. Избранных не существует. Есть лишь те, что идут сами. У каждого свой путь, каждый изменяется по-своему. Он вздохнул. Опять словоблудие вместо внятного ответа. Внутри поднялось раздражение. - А ты? – спросил он. – Как ты таким стал? Здесь повсюду трупы с клеймом. Ты принёс их в жертву во время Затмения. - Не я, - твёрдо ответил Рыцарь-Череп. – Но близкий мне человек. Та, которой я доверял. Та, ради которой я был готов на всё. - Ты? – он посмотрел с неверием, словно надеясь увидеть за оскалом издёвку. – Ты шёл на поводу у женщины? - Как ни сильна гордыня, ты всегда жертвуешь хоть какой-то её частью ради близких, - Рыцарь-Череп взглянул на него в упор. – Не так ли? Он промолчал, не зная, что ответить. - Ей было мало той власти, которой обладали мы, - сказал Рыцарь-Череп. – Но она никогда не хотела добиваться чего-то с трудом и болью. Ей хотелось всего и сразу… И, когда её спросили, она ответила, не колеблясь: «Жертвую». Повисло тяжёлое молчание. - Она – моё свержение, - сказал Рыцарь-Череп. – А я – самая ценная её жертва. Я и моя империя, труд всей моей жизни.
- Но, тем не менее, ты вырвался, - констатировал он. Рыцарь-Череп кивнул: - Да. Так родилась Длань Человека. Двери за их спинами заскрежетали, с трудом поворачиваясь на ржавых петлях. Стоящий на пороге апостол на миг остолбенел, но затем оскалил зубищи: - Вы… Сразу двое. За его спиной, как тлеющие головёшки, светились метки на лбах оживших трупов. Мертвецы толклись позади, словно не решаясь выйти вперёд вожака. Он почувствовал и злость, и усталость одновременно. Знакомая кровожадность снова оскалила пасть, однако он понимал, что без должного оружия под рукой ничего не выйдет. Впереди снова замаячила перспектива долгой, утомительной схватки. Он повернулся к Рыцарю-Черепу: - Дай меч. Но Рыцарь-Череп не обратил на него внимания, лишь шагнул вперёд и вперил в апостола пылающий взгляд. По лицу монстра пробежала тень страха. Затем повисшую тишину разрушил шорох клинка, вынимаемого из ножен. Горящие глаза Рыцаря-Черепа отбрасывали зловещие блики на меч в его руках. На миг стало темно. Он снова ощутил странную волну, всколыхнувшую воздух, и замер в предвкушении, ожидая увидеть в следующее мгновение обезглавленный труп апостола. Но вот рядом что-то сверкнуло, и перед ним словно бы опустилось лезвие гильотины – нечто прозрачное, как стекло, и смертельно острое. Оно появилось из ниоткуда, протянулось из бесконечности и рассекло пространство белой полосой. А затем мгла исчезла, и он увидел, что Рыцарь-Череп всё ещё стоит с мечом в руках – но лезвие обрублено, и отсечённый кусок валяется на полу и извивается, словно змея. Он с ужасом понял, что осколок лезвия превратился в нечто вроде бехелита и теперь взирает на мир множеством широко распахнутых глаз.
- Не-е-ет, - протянул женский голос, сладострастно растягивая звуки. – Тебе нельзя так просто здесь хозяйничать. Ведь это и МОЙ дворец… Снова наступило короткое затмение, наступила тишина – даже собственного дыхания не было слышно – и, когда всё прояснилось, он обнаружил, что Рыцарь-Череп и гигантское лезвие, рассёкшее пространство, исчезли. Он снова остался один. - Ну вот, мальчик, - на лицо апостола вернулась улыбка. – Теперь уже никто не вмешается. Он не ответил; просто заорал во всю глотку – не то боевой клич, не то просто звериный рёв. Сорвавшись с места, он на бегу подхватил осколок меча Рыцаря-Черепа и бросился на противника. Апостол напряг мускулы. Но он даже не попытался вступить в бой – просто выполнил обманный приём, перепрыгнул через монстра и приземлился в самую гущу столпившихся мертвецов. Десятки костлявых рук тут же потянулись к нему. Яростно, как бизон, попавшийся стае гиен, он стал вырываться из плена разлагающихся тел. Трупы наваливались волнами, били и царапали, он расшвыривал их сильными ударами. - Ну нет! – огромная лапища схватила его сзади за горло. – Не уйдёшь! Он с мстительным удовольствием вонзил осколок меча во вражескую плоть – рванул и провернул, расширяя рану. Горячая кровь обожгла кожу; монстр зарычал ему в ухо. Кусок стали порезал ладонь и ему; в тот же миг рука загорелась такой болью, что потемнело в глазах. Он закричал – почти одновременно с апостолом – и они оба упали, корчась в муках. Сверху тут же навалились мертвецы. Обезумевший от боли, он стряхнул их с себя и попытался встать. Но апостол ухватил его за лодыжку и потащил к себе. Это лишь подстегнуло его. Боль влилась в ярость, как масло в огонь; ненависть вновь стала королевой бала, отодвинув всех на второй план. Он принялся лягаться – и не просто дёргался, а по-настоящему бил, подошвами тяжёлых сапог, прямо в опостылевшее лицо. Каблук раскроил апостолу бровь, сломал нос, выбил один из клыков. Монстр навалился на него сверху, пытаясь задавить своим весом, но он рвался, царапался и кусался, как дикий зверь.
Здоровая рука нащупала вдруг осколок меча на полу; он вцепился в холодную сталь, как утопающий в соломинку, и с размаху ударил ею прямо во вражье лицо. Апостол заорал – громко, до звона в ушах. Гигантское тело выгнулось дугой, и мышцы задёргались в хорошо знакомых судорогах. Монстр начал своё перевоплощение. Запахло жареным. Он забился ещё сильнее, пытаясь вырваться, и ценой разодранной щеки ему это удалось. Он выбрался из-под давящей туши монстра. Теперь – либо бежать, либо погибать, третьего не дано. Если удастся нырнуть в один из узких коридорчиков, монстр не сможет до него добраться. Он из всех сил бросился вперёд. Мертвецы навалились на него со всех сторон, будто трухлявые мешки с костями. Они били его, цеплялись и рвали, как пираньи, а он ревел и рвался сквозь груды разлагающихся тел. Позади, вторя его воплю, оглушительно орал раненный апостол, вновь превратившийся в чудовище. Он споткнулся, остановился на секунду – и вдруг один из мертвецов, которого он мгновение назад свалил на пол, ударил его в голень. Хрустнула кость. Ноги подкосились; он с размаху упал, прямо на поверженных противников. Трухлявые тела копошились вокруг, шуршали, как змеиное гнездо. Он продолжил отбиваться. Багровое небо заслонил огромный силуэт. Огромная рука сгребла его в кулак и оторвала от пола. Апостол поднёс добычу к безглазой морде. - Ты... – огромная пасть ощерилась. – Мерзкое... отродье... При каждом слове гигантская лапа сдавливала его всё крепче. Кажется, затрещали рёбра. В панике он забился в смертельных тисках. Апостол надавил ещё сильнее и зарычал, обдавая его зловонным дыханием.
Он прокусил губу, но ничего не заметил; до предела напрягая мышцы, не обращая внимания на боль, он рвался на свободу. В какой-то момент, когда он дёрнулся слишком сильно, в левом плече щёлкнуло, и рука вышла из сустава. Если бы он мог ощутить боль, то закричал бы. Но он уже ничего не чувствовал – он уже переступил за порог, перешёл в буферную зону между жизнью и смертью. Не осталось ничего, даже желание выжить казалось каким-то побочным. Но ярость, вездесущая ярость по-прежнему была с ним. Она оказалась сильнее всех, даже него самого. Она растекалась по жилам, как расплавленная сталь, превращая схватку в яростный садисткий праздник убийства и саморазрушения. Он исступлённо калечил себя, не испытывая боли, его тело не замечало ран и рвалось наружу, к одной-единственной цели – убить, убить, УБИТЬ! Вывихнутое плечо уже не стесняло его движений, оно сделало его более гибким. Благодаря этому он смог выскользнуть из хватки гигантских пальцев – хотя бы настолько, чтобы высвободить вторую, здоровую руку. Апостол сжал кулак ещё сильнее, пытаясь переломать ему ноги. Кажется, что-то захрустело выше колен, но ему было уже всё равно. Одна лишь мысль: «Я должен его убить». А всё остальное – страх и сомнения – тонули в блаженном небытии. Существенна была лишь ненависть. Взгляд, заволоченный алым туманом, обожгла белая точка. Она вспыхнула, она загорелась, едва ли не выжигая ему глаза – она отчаянно старалась привлечь его внимание. Это был тот самый кусок стали, осколок от меча – вновь смотрит своими бехелитовыми глазами. Он торчал из рудиментарного придатка, служившего апостолу головой в человеческом обличье – рассёк щёку и увяз где-то под левым глазом, в плену чернеющей плоти. Он протянул за ним руку, и в этот же миг апостол ухватил его за верхнюю часть тела и начал выкручивать, как половую тряпку. Не помня себя, он заорал в плену гигантских рук, и в последнем отчаянном броске его пальцы нащупали холодный осколок. Он рванул его и ударил, как ножом – без замаха, никуда не целясь; просто ткнул изо всех оставшихся сил, словно утверждая своё право нанести последний удар перед смертью. Оглушительный рёв заложил уши; апостол смял его, как лист бумаги, а затем разжал пальцы. Он рухнул вниз – мешок мяса и переломанных костей, неспособный более двигаться. Монстр навис над ним, зажимая порезанную лапу. Сквозь огромные пальцы сочилась чёрная кровь; крупные капли тяжело стучали о пол. «Ранил – значит, могу убить!» - родившийся в пылающей голове импульс заставил мышцы напрячься в самоубийственном рывке. Он поднял своё искалеченное тело – хоть чуть-чуть, лишь бы дотянуться до противника – и вонзил осколок меча во вражью ступню. Теперь он увидел – алая вспышка, и плоть вокруг пореза чернеет, ссыхается. Бехелитовый клинок жадно выпивал жизнь из всего, чего касался. Апостол зашёлся в новом крике, скорчился. А он, не сдерживая крика, не жалея собственных рук, принялся исступлённо колоть. Монстр упал – с размаху грохнулся о пол всей своей тушей, подняв землетрясение. Огромная пасть снова исторгла рёв, брызгая горячей слюной. Осколок, зажатый в почерневших пальцах, полоснул его по горлу; апостол не успел даже понять, что случилось, как холодная сталь, оставив новый порез, в последнем жалящем выпаде вонзилась ему в шею, под левое ухо. И в этот раз монстр уже не смог закричать – а лишь захрипел, забулькал, исторгая потоки крови. Жизнь удивительно быстро покинула огромное тело через столь крошечную рану. Жаль лишь, не получилось взглянуть в глаза поверженному противнику.
Внезапная тишина пугала. Он прислушивался сквозь шум крови в висках, ожидая услышать топот костлявых ног. Но вокруг стояла оглушительная тишина – ничего, кроме его хриплого дыхания, гула в голове и стука бешено бьющегося сердца. Никто не протягивал к нему истлевшие руки, никто не бил и не царапал. Только глаз в небе равнодушно наблюдал за ним. Можно было бы спросить: «Что случилось? Почему?», но не хотелось. Если проще, то ему было совершенно всё равно. Истощённый последним самоубийственным рывком, он закрыл глаза, не став даже осматривать раны. Какая разница? Кости сломаны, плоть растерзана – чтобы это понять, взгляда не требовалось. Поэтому он с готовностью провалился в забвение, предоставив организму залечивать раны. Даже боль – сама квинтэссенция жизни – утонула в усталости, во всепоглощающей черноте.
Граница между Воронкой и пространством, где находился дворец, пребывала в постоянном движении. Извиваясь, как змея, она тянулась от края до края, от бесконечности в бесконечность. Подобно волне, она наступала и отступала – шаг вперёд, шаг назад. То, что казалось цикличным, на самом деле олицетворяло давнюю борьбу двух сущностей, двух сильных личностей. Они стояли по разные стороны от границы, молча глядя друг на друга. С одной стороны – тлеющие огоньки в глазницах черепа, с другой – томный взгляд прищуренных женских глаз. - М-м, жадность… - протянула Слэн. – И почему её считают только женским пороком? Со стороны Рыцаря-Черепа последовал спокойный, но слегка едкий ответ: - Одна твоя жадность затмит все людские пороки. Слэн слегка склонила голову: - И ты так и будешь стоять здесь, не пускать меня? - Именно.
Отправлено: 08.03.14 15:33. Заголовок: Nastanados Это уже ч..
Nastanados Это уже чёрт знает что. Я вообще не предполагал, когда писал сценарий, что получится такой объём. Рассчитывал на 40 тыс. знаков, то есть где-то в пределах "мини". Но счётчик знаков ползёт в какие-то неведомые значения.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 153
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума